90 
— То есть, он был сумасшедший, — резюмировала Катерина. И спросила (сугубо из вежливости). — Так, что Столыпина нужно убить как-то по-другому?
— Нет, — эмоционально-истерично резанула воздух рукою разведчица. — Нужно, чтобы он остался жив! И тогда не будет первой мировой! И Великой Октябрьской!! И великой отечественной тоже!!!
— Гитлер-то куда денется? — Катя не понимала захлебывающийся Машин восторг — не понимала его все бесповоротней.
Но искренне пыталась понять.
— Не знаю, — сказала разведчица, — там сложные расчеты. Но, и без них, как историк я могу вам сказать: Гитлер никогда б не стал Гитлером, если б не было Ленина, Сталина и СССР. Хотя бы потому, что весь цивилизованный мир дал антикоммунисту Гитлеру стать, тем, кем он стал, только потому, что ненавидел коммунистов еще больше, чем Гитлера и надеялся, он-то нас и раздавит! Это я так, очень поверхностно. У Кылыны все тоньше! Вы представляете, что это такое досчитать до 41-го года, учитывая все-все-все обстоятельства, которые могли повлиять на исторический ход? Это Кылына была настоящий Эйнштейн! Иначе б она не вычислила формулу Бога!
— А в чем заключается эта формула? — таки заинтересовалась Дображанская.
— В том, что жизнь состоит из бесконечных причинно-следственных связей. И неразгаданный убийца Столыпина — лучший тому пример. Его брат, Владимир Богров, приятель Ленина, не зря предлагал поставить на месте снесенного памятника премьеру Столыпину, памятник его убийце. По сути, всю революцию сделал один Митя Богров. Одним единственным выстрелом в киевском оперном театре он убил пятьдесят миллионов!
— Пятьдесят миллионов? Разве в наш оперный помещается пятьдесят миллионов? — вытаращила глаза Даша Чуб. — Не-е… — дернула себя за нос она. — Пятьдесят миллионов это ж больше, чем население всей Украины.
— Вы не знали? — возликовала Маша. — Историки давно подсчитали: пятьдесят миллионов — столько людей погибло со времен Великой Октябрьской, с учетом гражданской войны, репрессий, расстрелов, голода 33-го года… И это только официальные данные, без учета второй мировой. На самом деле их погибло больше. Но если бы Столыпин выжил, и революции не было, никто б из них не погиб! Однако его убийца Богров — не причина! Он следствие! Причиной была Анна!
— Наша Ахматова? — заинтересовалась и Даша.
— Почему? — Катя автоматом надела очки. Не смотря на простые стекла, в них Дображанская чувствовала себя умнее и собраннее.
— Потому что Аннушка пролила масло! — вскричала Маша.
Боль в голове исчезла. Тошнота отступила.
Внутри ликовало.
Маша Ковалева переживала свой звездный час, она явственно чувствовала это сейчас!
Хотя две ее слушательницы чувствовали себя то ли невежественными идиотками, то ли свидетельницами буйного помешательства на исторической почве.
Причем, Катя склонялась к первой версии:
— Масло? Это как у Булгакова?
А Даша — ко второй:
— Так я и знала, что все Булгаковым кончится! — распотешилась Чуб, объяснив Машин кричащий азарт очередным приступом булгакомании. — Как только ты сказала, «я видела живого Булгакова»…
— Его не нужно видеть! — отпарировала Маша. — Его нужно читать! Помните, с чего начинается «Мастер и Маргарита»?
— Конечно, — подтвердила наличие интеллигентского воспитания Даша. — На Патриарших прудах появляется Дьявол.
— Он приезжает в Москву. Встречает Бездомного и Берлиоза! Те говорят ему, что они не верят ни в Бога, ни в Дьявола, что человек сам управляет своей жизнью. А Воланд отвечает Берлиозу: это не так, потому что Аннушка уже купила масло, и не только купила, но и пролила. И я сама это видела! Своими глазами!
— Как Воланд сказал Берлиозу? — Катя нервно тряхнула рукой.
В руке поселилось желание прикоснутся к Машиному лбу, и проверить: не бредит ли та, в следствии высокой температуры, вызванной передозировкой заклятия.
Катя знала на собственном опыте, передозировав колдовство, ты полностью теряешь ощущение «я», становясь чистой, бездумной силой, крушащей вокруг все и вся.
— Я видела, как Анна сказала Богрову. Она сказала при нем ничего не значащую фразу. Такую же тривиальную, не важную, как разбитая бутылка подсолнечного масла. Она злилась, что не может проехать, что Демон смотрит не на нее, что надела перчатку не на ту руку.
— «Я на правую руку надела перчатку с левой руки», — края Дашиной улыбки зашевелились.
90 
