177 
После обмена любезностями Шарлотте позволили отвести принца в угол комнаты, где они смогли перекинуться несколькими фразами, пока регент разговаривал с лордом Кастельро.
— Для меня это великое... что?.. как это говорят по-английски?... Ну, великое... что-то... быть здесь, — сказал Леопольд.
— Это зависит от того, что вы имеете в виду. Что вы чувствуете: удовольствие, горе, счастье или печаль. Выбор велик. Важно понять, рады ли вы.
— Рад?
Глаза его были прекрасны... это были самые прекрасные глаза в мире... и самые серьезные. Шарлотте нравилась их серьезность. Ф. и Гессе были такими фривольными... Взять хотя бы то, как они поступили с ней: Гессе отказывался вернуть письма, а Ф. сначала втерся к ней в доверие, а потом свел все на нет. Леопольд же никогда не отказался бы вернуть ее письма... хотя в этом и не будет нужды. Они же будут вместе, поэтому зачем писать письма? Но если вдруг им пришлось бы расстаться, он хранил бы их вечно... как самые драгоценные сокровища.
— «Рад» значит «доволен», — продолжала Шарлотта. — Вы довольны? Может, нам стоит говорить по-французски? Да, так лучше. Я научу вас говорить по-английски.
Леопольд сказал по-французски, как он рад оказаться в Брайтоне, и признался в том, что он много думал о Шарлотте после их последней встречи.
— И все же вы уехали. Я попросила вас приехать в Ворвик-хаус, а вы отклонили мое приглашение.
— Мне так хотелось его принять! Но я смотрел в будущее. И думал, что когда-нибудь настанет такой день, как этот. Вот почему я был готов отказать себе тогда в удовольствии — ради более прочного и глубокого счастья в будущем.
Шарлотта сжала руки. Именно такого ответа она и ждала! Это все объясняло.
Она никогда не умела скрывать своих чувств.
— Я счастлива, что вы приехали, — сказала она Леопольду.
Принц счел ее очаровательной. Он уже чувствовал себя гораздо лучше.
Конечно, Шарлотта, по его мнению, была слишком порывистой; она нарушала правила этикета и вела себя слишком шумно, но это можно исправить, если осторожно обуздывать ее порывы. Зато она испытывала к нему нежные чувства и уже их проявила.
Шарлотта же думала, что принц — просто чудо, он словно сошел со страниц романов про благородных рыцарей. Ей так хотелось любви, нехватку которой она испытывала всю жизнь! Мать предала ее, и Шарлотта в глубине души понимала, что отец тоже не даст ей того, о чем она так мечтала. Даже у Мерсер был теперь граф де Флохоль. И вдруг перед ней предстает он — идеальный рыцарь, избавитель, самый красивый, восхитительный и желанный мужчина в мире. Леопольд!
Принц-регент, не настолько очарованный будущим зятем, прошептал на ухо Кастельро:
— Он слишком худ. Хорошо бы ему немножко потолстеть. И вообще, этот парень мне не очень-то нравится.
***
Однако Шарлотте он нравился — да еще как нравился! Она расцвела и казалась теперь почти красавицей, пышущей здоровьем. Шарлотта ездила на прогулки с принцем Леопольдом, и люди, столпившись возле кареты, радостно приветствовали влюбленных. Еще бы! Люди видели перед собой двух красивых молодых людей, и свадьба была не за горами, а это означало празднества и народные гуляния.
— Да здравствуют Шарлотта и Леопольд! — кричал народ. Леопольд любил Шарлотту, а она его обожала.
— Впервые в жизни, — сказала она Луизе, — я по-настоящему счастлива.
Все были в восторге, кроме регента, который не мог позабыть принца Оранского и на самом деле не любил своего будущего зятя. Леопольд был для него слишком серьезен; он редко смеялся.
— У него нет чувства юмора, — решил регент. — Это унылый тип.
Леопольд не пил. Он с неодобрением относился к тому, что регент имел пристрастие к выпивке.
— Я всегда считал, что злоупотребление спиртным вредит как телу, так и душе, — сказал Леопольд Шарлотте.
— О, я с вами полностью согласна! — вскричала она и рассказала ему, как Оранский приехал со скачек пьяный в стельку.
Шарлотта с содроганием думала о том, что она чуть было не вышла замуж за принца Оранского. Тогда бы она оказалась лишена такого огромного счастья!
Теперь ей хотелось одного: ублажить Леопольда. Она то и дело интересовалась его мыслями. Принцесса восхищалась прилежанием принца, ведь он каждый день старательно изучал английский язык. Он был прямо-таки образцом добродетели; она даже помыслить не могла о том, что такие люди бывают на свете!
177 
