— Этот человек — неисправимый дурак и мошенник. Клянусь Богом, я этого не забуду.
— А может, он думал, что выполняет приказ нашего величества? Может быть, он был уверен, что имеет согласие вашего величества на то, что он собирался сделать?
Генрих тяжело опустился на скамью и жестом мелел ей занять место рядом с ним.
— Забудем об этом, — сказал он, — забудем. — Король украдкой наблюдал за ней.
«Он не знает, — подумала она, — что я видела его подпись на приказе о моем аресте, так же как Райотесли не знал, что король изменил свое решение. От супружеского ложа до эшафота всего один шаг. Откуда же мог знать канцлер Райотесли, что по капризу короля мое место теперь не на эшафоте, а снова в постели короля!»
Она вновь начала:
— Райотесли...
— Хватит об этом, — резко произнес король, — я запретил тебе говорить об этом мошеннике.
— Пусть простит меня ваше величество, но я думала, что вы считаете его хорошим слугой. Быть может, вашему величеству не стоит так сильно гневаться на него — ведь он неправильно истолковал ваши желания, только и всего.
Генрих, не догадываясь, что она все знает, и не смея даже представить, что она видела его подпись на приказе об ее аресте, означавшую смертный приговор для нее, посмотрел на нее с жалостью.
— Не защищай Райотесли, — сказал он. — Бедная моя Кейт, ты не знаешь, что он совсем не заслуживает твоей жалости. Хватит, Кейт, забудем об этом человеке. Займемся лучше более приятными делами. Его руки принялись ласкать ее. Она снова стала его любимой женой, его поросеночком.
Катарина поняла, что чудом избежала смерти. Но может ли она считать себя в безопасности, или смерть просто отступила на шаг или два?
Глава 5
В августе и сентябре того года король, по своему обыкновению, переезжал из одного дворца в другой. Из Вестминстера двор по реке переместился в Хэмптон-Корт, а после краткого пребывания там отправился в Оутлэндс, Вокинг, Гилдфорд, Чобхэм и Виндзор.
Но в Виндзоре выяснилось, что путешествие сильно истощило силы Генриха, и те люди, на чью судьбу смерть короля могла повлиять сильнее всего, наблюдали за ним — и друг за другом тоже, — кто с надеждой, а кто и с тревогой.
Люди, которые до этого вели себя с крайним подобострастием, теперь стали наглыми. Лорд Хертфорд и лорд Лайл вернулись из Франции и стали готовиться к тому, чтобы править страной от имени молодого короля, которому они привили интерес к новой вере. Сэр Томас Сеймур был настороже — его брат, выдающийся государственный муж, держал в своих руках власть, зато Томас был тем человеком, которого больше всех других любил будущий король. Заодно с Сеймурами был и Кранмер, любимец короля, и вместе они составляли очень могущественную партию.
В католическую партию входили герцог Норфолкский и его сын Сюррей, Гардинер, Райотесли и их сторонники.
Король чувствовал, что смерть близка, и его охватило страшное беспокойство, ибо он понимал, что будущее династии Тюдоров находится в руках слабого здоровьем мальчика. Но одного взгляда налитых кровью глаз Генриха, одного его жеста было по-прежнему достаточно, чтобы вселить ужас в окружавших его людей. Он мог еще держать в руках перо; он мог еще подписать смертный приговор. Бессердечный и грубый, он имел дело с людьми, лишенными его бессердечной грубости, главным образом потому, что им не хватало той энергии, которая била в нем ключом. Хоть и больной, Генрих все еще оставался львом. Он оставался государем даже тогда, когда лежал в постели, или, морщась от боли, сидел на троне, или ковылял по комнате, опираясь на палку, или когда его возили в специально изготовленном для него сооружении на колесиках.
Он написал завещание, мудро рассудив, что совет министров, который будет править страной до совершеннолетия короля, должен включать в себя равное число представителей обеих партий. Генрих был уверен, что его воля будет исполнена, — он знал, что и после смерти никто не осмелится ослушаться его.
На его стороне был народ Англии — в нем он черпал свою силу. Народ всегда был с ним — с той самой поры, когда он розовощеким мальчиком ездил на коне по улицам Лондона и наслаждался восторгом толпы. Его целью было — ослабить могущество аристократии, которой он опасался, и угодить толпе. Люди верили, что он избавил их от тирании папы римского. Государство взяло верх над церковью, и не склонным к бурному проявлению эмоций англичанам это пришлось по душе, ибо было осуществлено под маской набожности. Города стали свидетеля- ми неимоверных страданий: людей сжигали заживо, вешали, обезглавливали, самая ужасная смерть ждала предателей, — словом, кровь лилась рекой. Но на континенте крови было гораздо больше, да и вообще многие были уверены, что рождение новой религии невозможно без кровопролития.