очень нудно 
92 
— Они будут рады вашему приезду, сэр Томас. Принц часто вспоминает вас и все спрашивает, когда вы приедете к нему.
-- А принцесса?
— Она вас не вспоминала, но готов поклясться, что она также будет рада видеть вас.
Томас прошел в покои, где находились молодой принц и его сестра. На лицах у обоих он заметил следы слез.
Томас преклонил колени перед наследником престола и поцеловал ему руку.
— Дядюшка Томас! — вскричал Эдуард. — Как я рад, что ты приехал!
— Ваше высочество милостивы ко мне, — сказал Томас. Он повернулся к Елизавете: — А вы, леди Елизавета, рады ли вы видеть меня?
Она протянула ему руку и не отнимала, пока он с жаром целовал ее.
— Вы приехали, милорд, в грустное время, — произнесла она.
— Нам было здесь так хорошо, — пылко произнес Эдуард. — Но теперь нас разлучают. Меня посылают в Хертфорд, а сестру — в Энсфилд. Ну почему, почему?
- Так повелел ваш царственный батюшка, — сказал адмирал. — Я не сомневаюсь, что он забоимся о вашем благе.
Он подумал, как она хороша, эта маленькая девочка, которая, несмотря на свою худобу — ее беспокойная натура не позволяла ей набрать вес, — вела себя как настоящая женщина.
— Я плакала так сильно, — сказала Елизавета, — что у меня не осталось больше слез.
Томас улыбнулся. Как бы сильно она ни плакала, слезы не испортили ее красоты. Она плакала, не забывая о своей внешности. Не она, а бедный маленький принц по-настоящему страдал от того, что они расстаются. Слезы Елизаветы лились напоказ, она просто хотела показать брату, который скоро — даже очень скоро — станет королем Англии, как она его любит.
— Нам было здесь так хорошо, — повторил принц, — мы ведь оба очень любим Хэтфилд, правда, сестра?
— Я всегда буду любить Хэтфилд. И всегда буду вспоминать те счастливые дни, которые пропела здесь, брат.
«Хэтфилд! — подумал Сеймур. — Прекрасное местечко для воспитания королевских детей. Королю оно очень понравилось, и он намекнул епископу Эйли, которому принадлежал Хэтфилд, что неплохо было бы подарить его своему владыке. Правда, сто величество дал епископу другие земли в обмен на Хэтфилд, но любой человек может легко расстаться со своими владениями, если король положит на них свой глаз».
Адмирал смотрел на Елизавету — ее рыжие волосы были освещены неяркими лучами зимнего солнца — и думал, что, несмотря на то что она ребенок и к тому же девочка, она очень сильно поминает своего отца.
«Но она будет моей, — поклялся он. — Надо подождать несколько лет, и она будет моей».
Он так сильно верил в свою судьбу, что ни минуты не сомневался, что так оно и будет.
Принц отпустил своих слуг; адмирал уселся на сиденье у окна: с одной стороны от него примостился принц, а с другой — принцесса. Никогда еще Томас не прилагал столько усилий, чтобы очаровать их, как в тот день.
— Мой дорогой принц, моя дорогая принцесса, — сказал он, — вы еще так юны, чтобы расставаться. Будь моя воля, я бы разрешил вам делать все, что вам хочется.
— Эх, дядюшка Томас, дорогой мой дядюшка Томас! — воскликнул принц. — Как жаль, что ты не волен поступать, как тебе хочется! А ты видел Джейн? Я теперь так редко с ней встречаюсь.
— Она живет при дворе у королевы и очень счастлива.
— Я знаю. Она счастлива, что живет с нашей дорогой мамочкой. Но мне так хотелось бы, чтобы она была со мной. А теперь вот и Елизавету от меня забирают.
— Ну, это ненадолго, — беспечно заявил адмирал. Он сделал вид, что проговорился, однако эти слова вырвались у него не случайно.
Дети взглянули на него с удивлением.
— Забудьте то, что я сказал, дорогие мои, — произнес он. — Мне не следовало бы этого говорить, ведь мои слова пахнут изменой. Но ты ведь не выдашь меня, Эдуард?
— Никогда! Ни за что! Я скорее умру, чем выдам тебя, дорогой дядюшка!
Томас обнял мальчика за плечи и, прижав его к себе, повернулся к Елизавете:
— А вы, миледи, надеюсь, вы тоже не выдадите бедного Томаса?
Но она ничего не ответила, опустив свои шелковистые ресницы, чтобы он не видел ее глаз. Томас протянул другую руку и обнял принцессу.
Он сказал:
— Эдуард, я не отпущу ее, пока она не поклянется, что не выдаст меня.
Это была любимая игра дяди Томаса, хотя мальчику его шутки порой казались грубоватыми.
Приблизив свое лицо к лицу Томаса, Елизавета сказала:
— Нет-нет. Я не думаю, что выдам вас.
— С чего бы это? — спросил он, наклонившись к ее губам.
92 
