очень нудно 
176 
Свернув на Карл-Маркс-аллее, он попал в довольно основательный поток утреннего транспорта. Пыхтели «трабанты» и «вартбурги», черный дым густого выхлопа ложился на начавшие уже подтаивать сугробы по обочинам. Шнайдер проехал по Фридрихсхайн до Лихтенберга и, свернув перед станцией метро «Магдалененштрассе» налево, на Рушештрассе, занял место на парковке «только для своих» перед массивным серым корпусом Министерства государственной безопасности. Вывески, оповещающей о том, что это и есть штаб-квартира Штази, разумеется, не имелось, догадаться можно было лишь по усиленным нарядам милиции вокруг и по утыкавшим крышу антеннам. Тридцать восемь зданий составляли этот квартал, три тысячи кабинетов, тридцать тысяч сотрудников. Не блок зданий, а целый город, археологический памятник паранойе.
Стальные двери впустили его, он прошел, обмениваясь воинскими приветствиями с «товарищами», и прямиком направился в свой кабинет. Снял пальто и перчатки, отказался от заваренного секретаршей серого кофе, набрал по внутреннему телефону номер Якубовского и попросил о встрече.
Когда Якубовский входил в коридор, первыми входили его брови. Шнайдер не раз праздно дивился: с какой стати мужчина, каждое утро начисто сбривающий щетину и усы, считает возможным оставлять такие заросли над глазами. Поравнявшись со Шнайдером, Якубовский кивнул и тут же развернулся, явив серую спину, столь широкую, что ее можно было бы не одевать в плащ, а обивать, как спинку дивана. Якубовский попыхивал сигарой, постоянно сплевывая приставшие к языку черные крошки табака. Майор и генерал неторопливо прогуливались по коридору. Телеса Якубовского тряслись на каждому шагу, словно у медведя, нагулявшего жир перед спячкой. Шнайдер проинформировал его о событиях прошедшей ночи. Якубовский курил, плевался, уголки его рта печально опустились.
— А деньги? — спросил он.
— В машине.
— Все?
Шнайдер снова поборол соблазн:
— Да, генерал.
— Приезжайте в Карлсхорст к пяти часам.
— Расследование ведет генерал Рифф.
— Забудьте о Риффе.
И Якубовский удалился, оставив Шнайдера в коридоре наедине с тревожными мыслями.
К четверти пятого успело стемнеть. Снегопад прекратился. Шнайдер очистил переднее и заднее стекла своего автомобиля. Сначала он заехал домой, проверяя, не приставил ли Рифф к нему «хвост». Остановившись, он заранее вытащил причитавшиеся ему девятнадцать тысяч пятьсот марок из одной пачки денег, затем неторопливо объехал квартал, вернулся на Карл-Маркс-аллее и двинулся на восток, к Карлсхорсту. Здесь, в прежней больнице Святого Антония, располагалась штаб-квартира КГБ и его европейский разведцентр. Удостоверение майора унесли на проверку в вахтерку. Оттуда, вероятно, звонили в Штази.
Шнайдеру указали, где поставить автомобиль. Перед тем как вылезти из машины, он прихватил из-под сиденья пачки купюр. Ординарец проводил гостя на третий этаж, через знакомый кабинет в гостиную, где Шнайдеру еще не довелось побывать. Якубовский, напряженно выпрямившись, сидел в кожаном кресле с прямой спинкой возле камина с живым огнем, докуривал последний дюйм сигары. Шнайдер припомнил окурки в пепельнице на вилле Штиллера и занервничал, но попытался себя убедить, что похожие сигары курят многие люди.
Вернулся ординарец с подносом, на котором подрагивали стальное ведерко со льдом и воткнутая в ведерко бутылка водки. Рядом — тарелка с селедкой и черным хлебом, две рюмки и нераспечатанная пачка сигарет с русской надписью. Ординарец удалился, пятясь и не спуская глаз с генерала, точно выходил из клетки хищника.
Русский раздавил окурок сигары — изжеванный, пропитанный слюной. Шнайдер пошарил у себя под пальто, достал пачки дойчмарок.
— Ваши гости, наверное, заждались, — сказал он генералу. — Свои двадцать тысяч я уже забрал. Здесь двести восемьдесят тысяч.
— Вы мой гость, — ответил генерал. — Возьмите себе побольше.
Он небрежно отделил изрядную долю тех денег, которые Шнайдер только что вручил ему, и проследил, как майор убирает в карман толстую пачку. Тысяч пятьдесят, прикинул Шнайдер на глаз.
— Снимайте пальто. Надо выпить.
Они поспешно, одну за другой, опрокинули по три рюмки ледяной, вязкой, чуть лимонной на вкус водки. Шнайдер расстегнул воротник, повертел шеей: жесткий край неприятно впивался в исковерканную шрамами плоть. Якубовский закидывал селедку в свой широко разверстый рот, словно кормил морского котика.
176 
