Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
79 
Этим ключом и открывался нижний ящик, а внутри лежала толстая тетрадь, похожая на книгу, в мягком кожаном переплете, и на гладких, нелинованных страницах Анна узнала тот почерк, которым было написано четверостишие. Увидела она и даты. Значит, дневник. Очень личный дневник, показалось ей с первого взгляда. День за днем — никаких деловых заметок. Начинались записи 1 января 1944 года. Сначала совсем краткие, по большей части — наблюдения за погодой. Такие, например:
«4 января. Холодно. Лужайка совсем белая. Солнце висит низко, порой отсвечивает в прозелень. Да уж, на ирландскую зиму не похоже. Вот если б хоть разок настоящий мороз, от которого ноги сводит».
«23 января. Сильная буря на море. Доехал до Кабу-да-Рока, прошел по берегу до Прайя-Адрага. Со стороны океана непрерывным потоком несутся ливневые тучи. Волны обгладывают скалы, взлетают до самых вершин утесов. Прилив обрушивается на пляж с таким грохотом, какого я никогда не слыхал. Пришлось спасаться бегством, а то бы эти волны меня захватили».
Скучающий человек? Человек, пытающийся найти какой-то путь? Трудно сказать. Первая подробная запись появилась 3 февраля, в тот день, когда Бичем Лазард познакомил Уилшира со своей новой секретаршей Джуди Лаверн.
«Никогда в жизни не видел такого рта! Сочный, щедрый, а губы! Нижняя губка такая пухлая, едва удержался, чтобы не потрогать ее пальцем, почувствовать ее мягкость и нежность. И яркая красная помада, колечко на каждом сигаретном окурке — я сохранил их все».
Он был опьянен, потерял голову с первой же минуты. Анна снова подумала о том, как это было — или могло быть — с Карлом.
Она поспешно пролистала страницы. Каждый день парочка отправлялась на верховую прогулку: и под бодрящим дождем, и под солнечным светом — никогда еще солнце не светило так ярко под величественными, изменчивыми небесами. Плохой погоды больше не существовало. Они спали вместе в доме в Пе-да-Серра. С каждым днем Уилшир все более растворялся в ней. Записи в дневнике расползались со страницы на страницу. Ее иссиня-черные волосы, ее мраморная грудь, ее большие, твердые, розовые соски и полоска — именно полоска, не треугольник — волос там, внизу. Ошеломительные, смущающие, трогательные излияния. И все это находило отклик в сердце Анны и даже в ее физиологических реакциях, в учащенном дыхании и влажности кожи. Так все и длилось — до конца апреля.
«25 апреля. Лазард сдурел. Слишком давно торчит в Лиссабоне. Теперь ему в самых обыкновенных вещах черт-те что мерещится. Вот что бывает, когда чересчур долго проживешь в этом городе, где все шпионят за всеми: в ком угодно увидишь что-нибудь подозрительное. Почему бы Джуди и не общаться с американцами? Она американка, ей хочется поговорить с земляками. Ну и пусть они прогулялись по Игрежа-ду-Карму. Что в этом такого? Разве мужчина держал ее за руку? Ведь нет? Ну и с какой стати Лазард завел разговор…»
К тому времени, как бесконечная запись от 25 апреля доползла до края страницы, намеки Лазарда, ядовитые паразиты, успели уже проникнуть в мозг Уилшира и отложить там яички. Новое поколение приумножилось стократ. Сомнение распространялось с одной исписанной страницы на другую, черный паук чернил на некогда белой бумаге, и не спастись, не загнать паука обратно в пещеру кожаного переплета. Исчезла лирика, померкла Песнь Песней. Свободный и размашистый почерк стал сжатым и напряженным, как будто судорога сводила руку. Лазард в очередной раз донес о встрече — на этот раз в кафе «Бразильера» и уже с другим американцем. Он проследил их до гостиницы, где Джуди провела с этим мужчиной больше часа. Ревность пускала корни, разрасталась, глушила все вокруг как сорняк. Уилшир корчился в агонии, Лазард, коварный Яго, надежно прибрал сюжет к своим рукам. В начале мая Джуди Лаверн сказала Уилширу, что португальские власти отказывают ей в продлении визы. Ей придется покинуть страну. Уилшир рухнул. То, что он написал в этот и следующий день, было ужасно. Таких мыслей, таких слов не должно быть на земле. Не должно быть ни у кого, кроме обитателей ада. Разбрызганные во все стороны капли чернил засыхали медной кровью, Уилшир забывал вовремя набирать чернила и сухим, бессильным пером рвал бумагу. Анна пролистала последние страницы тетради — трагически пустые листы завершали повесть о радостной расцветающей любви — и на задней странице обложки нашла шесть комбинаций букв и цифр: П12, П6, Л4, П8, Л13, П1.
79 
