84 
В свое время частичка славы мадам де Помпадур достанется и ее двум детям. А пока о них прекрасно заботится мадам Пуассон. Возможно, стоит отдать их в руки кого-нибудь, кто бы научил их дворянским манерам, которые в ближайшем будущем будут им необходимы. Но пока еще рано, думала Жанна Антуанетта. Пока нельзя забирать их у бабушки, хотя конечно же мадам Пуассон, как и ее дочь, прекрасно понимает, что однажды это должно случиться.
А что дать мадам Пуассон, которая так долго разделяла мечты дочери и, как никто другой, радовалась ее победе?
Маркиза ласково улыбнулась. Мать уже получила свою награду, так как любая победа дочери была и ее победой. Мадам Пуассон просила лишь о том, чтобы дочь крепко держалась за свое положение, которого она столько лет добивалась.
Жанну Антуанетту вызвали к матери. Встреча обещала стать одной из самых радостных за последние месяцы.
Но когда маркиза приехала в родной дом, ее никто не встретил. Мадам де Помпадур очень удивилась, и ее тут же охватила тревога.
– Сообщи мадам Пуассон, что я здесь, – приказала она слуге.
Жанна Антуанетта заметила, что слуга, которого ее появление обычно приводило в замешательство, так как теперь она была чужой, не членом семьи, словно позабыл о важности маркизы. Появился Франсуа Пуассон. Он испуганно посмотрел на дочь и хрипло сказал:
– Мы сегодня тебя не ждали.
– Что случилось? Что вы пытаетесь от меня скрыть?
– Это была ее воля. «Не говорите маркизе», – сказала она. – Он безрадостно засмеялся: – Она то и дело твердила: маркиза то да маркиза сё. Я сказал ей: «Она всего лишь наша Жанна Антуанетта, и она должна знать правду – когда-нибудь нам придется ей все рассказать».
– Какую правду?
– Ах, она хорошо играет, когда ты приезжаешь, да? Потом ей приходится расплачиваться. Я не понимаю, как ей удавалось скрывать от тебя. Боль… стала невыносимой.
Жанна Антуанетта не могла больше слушать. Она бросилась в спальню матери мимо Франсуа.
Мадам Пуассон лежала на постели. Ее лицо было желтовато-серого цвета, волосы потускнели.
– Матушка… мама… – плакала Жанна Антуанетта. – Что это? Что с тобой?
– Будет, будет, – бормотала мадам Пуассон, гладя дочь по волосам. – Не печалься, моя милая. Это должно было случиться. Ты должна была предупредить меня, что приедешь. Я бы поднялась встретить тебя.
Жанна Антуанетта подняла голову, и мать увидела, как по ее щекам текут слезы.
– Не надо… не надо… моя маленькая красавица. Не порти свое милое личико слезами по твоей старой матери. Грустить не о чем. Я вот не грущу, дорогая. Я счастлива… и очень горжусь тобой. Дорогая маленькая маркиза… – Мадам де Пуассон тихо засмеялась: – Мы сделали это, разве нет! Ты там… мы всегда говорили, что ты справишься.
– Матушка… Я приехала с такими хорошими новостями для всех вас. А теперь… А теперь…
– Ничего страшного. Я не должна была позволять тебе видеть меня такой. Если бы я знала…
– Не говорите так. Вы должны были мне рассказать… можно было бы попробовать как-то помочь…
Мадам Пуассон покачала головой:
– Нет, дорогая маркиза, даже вся власть и все богатства короля не могут спасти старую мадам Пуассон. Ей конец. Он должен был настать, пойми. Но не печалься, милая маркиза. У меня была такая счастливая жизнь. И в конце она дала мне все, что я просила. Многие ли еще могут сказать такое, моя дорогая?
Мадам Пуассон сжала руку маркизы, словно пытаясь взять у своей милой дочери немного жизненных сил.
– Не о чем печалиться… не о чем. Моя дорогая дочь – возлюбленная короля… первая женщина Франции! Много ли женщин умирали так, как умираю я? Я – избранница судьбы, моя дорогая. Я счастливо жила и счастливо умираю. Помни это и исполни последнюю мою просьбу.
– О дорогая матушка… я сделаю все… лишь бы вы выздоровели.
– Ба! Когда-нибудь нам всем настанет конец. Тому, кто умирает счастливым, незачем просить еще большего счастья. Но вот моя просьба. Ты обещала, помнишь?
Жанна Антуанетта кивнула.
– Больше не плачь обо мне. Вот и все, о чем я прошу. Когда будешь вспоминать обо мне, говори вот что: «Жизнь дала ей то, о чем она просила, и она умерла счастливой».
Перемену, произошедшую с Анной-Генриеттой за последний год, заметили все. Они знали, что виной тому кавалер ордена Святого Георга. Королевский двор благоволил к ней, но в то же время было прискорбно сознавать, что бедный ребенок так и не научился скрывать свои чувства. Такое поведение не соответствовало свято чтимому этикету Версаля.
84 
