Последние отзывы

  78  

— Мы вместе не ради этого, Ливи. Мы с тобой. Прости. Я не хочу тебя обидеть. Но просто дело в другом.

Теперь иногда, лежа в темноте без сна, я размышляю:

«Он знал. Он чувствовал это в воздухе, слышал в моем дыхании. Каким-то образом он понял и с самого начала решил держаться от меня подальше, потому что так было безопаснее, потому что можно было оставаться безразличным, потому что он не хотел меня любить, боялся меня любить, чувствовал, что я потребую слишком многого, думал, что я — это слишком серьезно…»

Я цепляюсь за эти мысли, когда он уходит по ночам. Когда он с ней. Он побоялся, думаю я. Поэтому между нами так ничего и не случилось. Когда любишь — теряешь. Он этого не хотел.

Но я преувеличиваю свою значимость для Криса, и в минуты откровенности перед собой я это признаю. Еще я знаю, что самая большая нелепость заключается в том, что вся моя жизнь была вызовом моей матери и тому, о чем она мечтала для меня. Я была преисполнена решимости встретиться с миром на своих условиях, а не на ее, и закончила тем, что полюбила мужчину, которому моя мать меня с радостью бы отдала. Потому что у него есть принципы, у Криса Фарадея. А именно таких людей мать больше всего одобряет, поскольку в свое время, до того, как все это слилось в кашу имен, лиц, желаний и эмоций, мать тоже действовала согласно принципам.

С этого она начинала с Кеннетом Флемингом.

Она не забыла о нем, когда он бросил школу, чтобы выполнить свой долг по отношению к Джин Купер. Как я уже сказала, она устроила его в папину типографию, он стал работать на печатном станке. А когда он организовал при типографии крикетную команду, чтобы играть с другими командами в Степни, мать подсказала отцу поощрить «мальчиков», как она их называла, собиравшихся вместе, чтобы немного повеселиться.

Как только команда была создана, мать ни разу не посетила ни одного матча с участием Кеннета. Тем не менее, думаю, в ее представлении она как-то скрасила юноше беспросветную жизнь, которую он влачил в браке с Джин Купер, как, без сомнения, считала мать. Сразу после первого у них родился второй ребенок, и поначалу казалось, что жизнь обещает им по ребенку в год и преждевременное старение к тридцати годам. Поэтому мать сделала все, что было в ее силах, и постаралась забыть о том блестящем будущем, которое когда-то сулило прошлое Кеннета Флеминга.

Потом умер папа. И события начали развиваться.

Через четыре года после смерти папы мать оставила преподавание. Она по-прежнему была занята в комитетах, и количества ее дел хватало на то, чтобы с лихвой заполнить ежедневник, но она решила обратиться к чему-то более фундаментальному и захватывающему. Думаю, ей стало одиноко, и она удивилась, обнаружив это. Они с папой никогда не были родственными душами, но он, по крайней мере, был, присутствовал в доме. Мы с ней жили каждая сама по себе, насколько это было возможно — обе настроенные никогда не простить друг другу совершенных грехов и нанесенных ран. Внуков ждать не приходилось. Только бесконечная домашняя работа. Только множество собраний. А ей требовалось больше.

Типография стала логичным решением, и с поразившей всех легкостью мать взяла в руки бразды правления. Однако, в отличие от папы, она верила в то, что называла «знанием процесса изнутри». Поэтому она изучила бизнес, начав с азов, и таким образом не только завоевала уважение трудившихся в цеху рабочих, но и восстановила свою связь с Кеннетом Флемингом.

За семь следующих месяцев способности и ум Кеннета Флеминга получили большую оценку, чем за все те годы, что он проработал на месте, которое печатники называли «ямой».

Первым делом мать поинтересовалась мнением Кеннета о модернизации типографии. Вторым — захотела узнать, как она может вернуть Кеннета на путь истинный и тем самым вновь придать его жизни смысл и цель.

Ответ на первый вопрос направил ее в мир текстовых процессоров, компьютеров и лазерных принтеров. Ответ на второй заставил соблюдать дистанцию. К этому, вне всякого сомнения, приложила руку Джин. Ее никак не могло обрадовать известие, что миссис Уайтлоу вновь неожиданно замаячила на горизонте.

Но мать не из тех, кто легко сдается. Она начала с того, что «вытащила» Кеннета из «ямы», предложив полставки управляющего типографией, просто чтобы дать ему почувствовать возможности. А когда он добился успеха — он и не мог иначе при его уме и проклятом обаянии, о которых мы с папой столько месяцев подряд слушали за ужином, когда он еще был подростком, — мать начала прокладывать борозды по обширному, не вспаханному полю его честолюбия. И во время одной из бесед за обедом или чаем, после обсуждения, как лучше уладить вопрос о разногласиях по заработной плате или недовольстве рабочих, мать обнаружила, что его мечты никуда не делись, не изменились по прошествии девяти лет, после рождения троих детей и каждодневного шума и грязи «ямы».

  78