20 
– Уйди прочь, – ответила она.
– Грязный прием – бить человека ногой, Диана. Знаешь, как это больно?
Он втащил Диану в комнату и прижал спиной к горячей стене камина.
– Значит, тебе нужно знать имя покупателя, – сказал Джек, – и ради этого ты готова на все, даже на то, чтобы уморить меня с голоду.
– Я и на большее способна, – сердито огрызнулась Диана.
В наступивших сумерках лицо Джека казалось мрачным. Пламя плясало на поленьях в камине, бросая вокруг причудливые тени.
– Не сомневаюсь.
Диана заглянула в глубину голубых глаз Джека, и в голове у нее громом прозвучали слова, которые она так долго скрывала даже от самой себя:
«Я хочу, чтобы ты хотел меня так, как никого и никогда. Я хочу, чтобы ты понял: твое предательство было самой большой ошибкой, которую ты совершил за всю свою жизнь. Я хочу, чтобы ты желал меня так, что не мог бы ни есть, ни пить, ни спать. Чтобы слышал мое имя в каждом шорохе травы и в каждом порыве ветра. А когда ты влюбишься в меня так, как я хочу, я рассмеюсь тебе в лицо и пошлю тебя прочь! «
– Ты решила, что сможешь заставить меня говорить, – сказал Джек. – Решила, что тебе удастся выжать из меня то, чего не смогли за два года выбить лучшие тюремщики Англии?
Диана попыталась отлепиться от камина, но Джек только сильнее прижал ее к горячему мрамору.
– И ты все еще надеешься найти эти проклятые сокровища, за которыми охотился твой отец, Диана? – Голос Джека звучал непривычно жестко. – Те самые сокровища, ради которых он разрушил мою семью и из-за которых, как я полагаю, сломал и собственную шею. Хочешь посмотреть, что твой отец сделал со мной?
Джек одной рукой распахнул свой сюртук, сорвал его с себя и отшвырнул в сторону. Затем, отрывая пуговицы, стянул с себя рубашку, и Диана увидела на груди Джека косые белые шрамы – следы кнута. Такими же шрамами были покрыты и руки Джека. «В кончик кнута иногда вплетают металлическую пластинку», – мелькнуло вдруг в голове Дианы.
– А теперь скажи мне, – все так же резко спросил Джек. – Если из меня кнутом ничего не вышибли, разве я скажу что-нибудь тебе?
Диана не могла отвести глаз от шрамов. Да, если Джек ничего не сказал под такими пытками, то на что может рассчитывать она? И каким же безумием была вся эта затея с похищением! Странно, но Диана вдруг невольно подумала о том, что шрамы нисколько не портят Джека, напротив, придают ему еще более мужественный вид. В них было что-то романтическое и загадочное.
Заставив себя посмотреть Джеку в лицо, Диана негромко сказала:
– Ты должен сказать мне.
– Я должен? – возмущенно переспросил Джек. – Я ничего тебе не должен. Я провел два года в тюремном аду. Я не спал по ночам, ожидая, что в двери повернется ключ и меня снова поведут в пыточный подвал. Я два года терпел эти муки, но так и не дождался хотя бы одного визита женщины, которая за две ночи до моего ареста клялась мне в вечной любви. Нет, дорогая, это ты должна мне!
Диана в страхе слушала его. Она никогда в жизни не видела Джека таким. Лицо его стало жестким, даже жестоким. Она и не подозревала, что Джек способен быть таким. Гнев – не лучшее оружие, но другого у Дианы сейчас просто не было, и потому она выкрикнула со злостью:
– Это бред! Это игра твоего больного воображения – и ничего больше! И это все, чему ты научился за те два года?
– Не все. Я научился не верить больше ни одной женщине. Ни одному женскому слову или обещанию.
– Болван неотесанный! Я, видите ли, нарушила свою клятву! А ты ничего не нарушил, когда предал меня? Как ты мог? И это после того, как я отдала тебе самое дорогое из того, что есть у каждой девушки! То, чего я уже никогда не смогу отдать ни одному мужчине! Да, Джек, я клялась тебе в любви, я верила в тебя – безраздельно, безгранично. Но ты предал меня! Что же мне было делать? Я перестала верить. В тебя. В любовь. Вот что ты сделал со мной, будь ты проклят! Ты два года провел в аду? Я живу в нем гораздо дольше!
Да именно за это она и ненавидела Джека. Именно поэтому мечтала видеть его валяющимся у нее в ногах и умоляющим... да все равно о чем, лишь бы она могла отказать ему.
Однако, судя по всему, Джек не торопился упасть перед нею на колени. Более того, он, кажется, саму Диану готов был стереть в порошок. Это читалось в его взгляде, это чувствовалось в железной хватке его рук.
Наступило молчание. Джек думал о том, что не сказал Диане и малой доли того, что хотел бы сказать. Это могло бы помочь ей понять наконец мотивы его поступков. Но еще не время говорить всю правду. И будь он проклят, если пойдет на поводу у этой одержимой искательницы сокровищ!
20 
