Отец так же неторопливо поднялся и легким взмахом отряхнул колени.
– Что конкретно ты хочешь мне доказать? – устало поинтересовался он, между делом утирая лицо рукавом. – Что я боюсь тебя потерять не подсознательно, а всерьез? Что я тебя обманываю? Или что я нездоров на голову?
– А все вместе оно как – не складывается? – проворчал Кантор, разрываясь между сочувствием и возмущением. – Папа, сделай что-нибудь со своим сном, а? Я хотел с тобой поговорить, и не совсем об этом, и желательно поскорее, а вид собственных мозгов, раскиданных по окрестностям, несколько сбивает с мысли.
Почтенный мэтр грустно пожал плечами:
– К сожалению, я не такой хороший сновидец, как вы с Дэном. Но здесь и в самом деле неуютно. Может, пойдем к тебе?
– Ко мне? Полагаешь, там уютнее? Пап, что мне, по-твоему, снится в последнее время?
– Но ты же умеешь управлять своими снами, разве нет? Ты сам говорил, что научился управляться с кошмарами.
– Ну да, теперь я исправно пихаю советника Блая мордой в жаровню и всегда вовремя спасаю Ольгу. Только мне, знаешь ли, ненамного легче видеть ее живой, зная, что это только управляемый сон, а на самом деле… И вообще, я собирался с тобой поговорить, а не бегать и драться.
– Извини. Тогда пойдем к кому-нибудь еще. Например, давай Шеллара навестим. Сам я не могу отыскать его сон, Дэн сейчас сам знаешь чем занят, а терять связь с Шелларом нельзя, он в любой момент может узнать что-то новое и очень важное.
– Ну пойдем. Поговорим по пути.
Они долго бродили по чужим снам. Кантор успел рассказать обо всех проблемах – и своих, и Настиных, и даже кошкиных. Папа успел подробно изложить все об оружии, о методах сыска и ухода от правосудия, о том, как определить, прослеживается ли место камерами, и о том, где купить струны. Пообещал поискать пути контрабанды артефактов по своим каналам, добавил несколько полезных советов по отведению глаз и дал пару адресов, по которым можно было обратиться в случае какой-нибудь катастрофы. Даже рассказал, как поживают мама, Орландо, Амарго и множество других знакомых. Словом, обо всем поговорили, о чем только можно было, а до Шеллара так и не добрались. Наверное, не спал его величество, заработался…
Кантор проснулся оттого, что его трясли за плечо. Сначала он решил, что утро, и удивился – почему так быстро, он ведь даже не успел договориться с папой о возвращении… Затем взглянул на часы. Да, искать его величество в мире сновидений в половине двенадцатого действительно рановато… Настя тоже еще не ложилась – видимо, только что вернулась в этот мир и тут же ощутила потребность в общении.
– Чего тебе? – спросил Кантор, протирая глаза.
– Да мне ничего, ты-то чего на полу прикорнул, как бедный родственник?
Такого поворота благородный кабальеро не ожидал. Это что – намек на предложение? Или у них тут принято запросто спать вповалку, невзирая на пол, и это ничего такого не означает?
– Мне показалось, – осторожно начал он, пытаясь спросонок не ляпнуть какой-нибудь глупости и подыскать максимально нейтральный вариант ответа, – ложиться вместе – не самая лучшая идея… Мне, бывает, такая хрень снится…
– Господи, какой же ты… – сочувственно ахнула Настя. – Вон то большое кресло раскладывается! Ты даже внимания не обратил! А еще надеешься, что тебя не поймают, если кого-то убьешь!
– Да? – Кантор оглянулся в указанном направлении и невпопад отметил: – А вот про кресло-то я папу и не спросил…
Настя покачала головой и поднялась.
– Сейчас я тебе сама разложу, и перебирайся. Как можно вообще спать на полу без ничего?
О несказанных преимуществах ковра перед голой землей и нестругаными досками Кантор благоразумно промолчал. Обещал же не пугать…
Колокольчики на входной двери огласили лавку нежным перезвоном.
– Жди меня здесь, – в последний раз повторила Ольга и решительно переступила порог.
Мелодичный звон колокольчиков повторился, на этот раз в сочетании с глухим стуком закрываемой двери. Сочетание получилось неприятным – тяжелая дверь ухнула гулко и увесисто, как крышка гроба, и на фоне этого мрачного звука жизнерадостное «дилинь-динь-динь» прозвучало издевательски неуместно.
За стойкой было пусто, но из дальнего угла, скрытого стеллажом с никому теперь не нужными боевыми артефактами, доносился знакомый щебет об уникальности и бесценности очередного сокровища забытой цивилизации, а также о всеобщей дороговизне, невиданной убыточности торговли и близком разорении. Дядюшка Цынь старательно впаривал невидимому покупателю какой-то из своих раритетов, возможно – из того самого сундука, в котором Ольга когда-то нашла памятного суслика. Привлеченный звуком колокольчиков, старый хомяк шустро высунул голову из-за стеллажа, умудряясь при этом продолжать свою речь без малейшей запинки, и снова скрылся. Либо он ее не узнал, либо почтенный родственник господина Флавиуса остался верен семейной традиции – при виде воскресшей покойницы он даже глазом не моргнул, не говоря уж о защитных знамениях и святой воде.