очень нудно 
176 
В Страсбург прибыли около пяти часов вечера; остановились у полковника Шарло.
Через полчаса герцога в фиакре привезли в крепость, где он нашел своих товарищей по несчастью, доставленных кто на телеге, кто на деревенских лошадях. Комендант крепости собрал их всех в помещении приемной. Туда внесли матрасы, и трое часовых, двое — в комнате, один — у двери, сторожили их в течение ночи.
Принц спал беспокойно; то, как разворачивались события, тревожило его. На память ему приходили те предупреждения, которые он постоянно получал, и он упрекал себя за невнимание к ним.
В пятницу шестнадцатого марта его уведомили о переезде; генерал Леваль, комендант Страсбургской крепости, и генерал Фрирьон, арестовывавший его, посетили его. Обращение было сдержанным, тон — холодным. Герцога поместили во флигель справа от входа в крепость, его комната через коридор сообщалась с комнатами г-д Тьюмери, Шмидта и Жака. Однако ни он, ни его люди не имели права выходить.
Впрочем, ему дали надежду, что разрешат гулять в маленьком садике за флигелем. Охрана из двенадцати солдат и офицера сторожили у входа.
Его разлучили с графом Грюнштейном, которого поместили в другой части двора.
Принц с огромной печалью переносил эту разлуку.
Он стал писать своей супруге. Закончив письмо, передал его генералу Левалю, прося отослать его.
Ответа он не получил, его печаль перешла в подавленность. Ему была запрещена любая переписка. В половине пятого пришли осматривать его бумаги; полковник Шарло вместе с комиссаром безопасности вскрыл их в его присутствии.
Бумаги просмотрели довольно поверхностно. Запаковали их в отдельные конверты и отослали в Париж.
Принц отправился спать в одиннадцать часов вечера и, хотя был измучен, не мог уснуть. Начальник крепости, г-н Машин, навестил его, когда он лег в постель, и попытался успокоить несколькими ободряющими словами.
В субботу, семнадцатого, герцог Энгиенский не получил никакого ответа на письмо, посланное им принцессе де Роган; он был близок к отчаянию. Ему принесли на подпись протокол о вскрытии его бумаг; вечером ему объявили, что ему разрешено гулять в саду вместе с другими арестантами в сопровождении офицера охраны.
Ужинал он довольно спокойно и лег спать.
В воскресенье, восемнадцатого, за принцем пришли в половине второго ночи; дали времени наспех одеться и проститься с друзьями. Его увели одного с двумя жандармскими офицерами и двумя жандармами. На площади перед церковью ждала карета, запряженная шестеркой лошадей; его усадили в нее; лейтенант Петерман и один жандарм сели рядом с ним, вахмистр Блитерсдорф и другой жандарм — на козлах.
Карета, увезшая принца, прибыла двадцатого в одиннадцать часов утра на столичную заставу. Там она стояла пять часов, во время которых, конечно, были продуманы все детали последовавшей затем ужасной трагедии. В четыре часа пополудни карета по внутренним бульварам направилась по дороге в Венсенский замок; добрались только ночью.
Консулам республики требовалось время, чтобы выпустить следующее распоряжение:
«Париж, 29 ванщоза XII года Единой и Неделимой Республики.
Правительство Республики постановляет следующее:
Бывший герцог Энгиенский, обвиняемый в том, что поднял оружие против Республики, в том, что состоял и до сих пор состоит на содержании Англии, а также участвует во всех заговорах, которые эта страна устраивает против внутренней и внешней безопасности Республики, должен предстать перед военным судом, состоящим из семи членов, назначенных генерал-губернатором Парижа, на судебном заседании в Венсенском дворце.
Верховный судья, военный министр и генерал-губернатор Парижа ознакомлены с данным постановлением.
Бонапарт.
Гуго Маре.
Генерал-губернатор Парилса
Мюрат».
По военным законам командующий гарнизоном должен сформировать военный суд, собрать его и отдать приказ о выполнении судебного решения.
Мюрат был одновременно губернатором Парижа и командующим парижским гарнизоном. Когда он получил для подписи постановление консулов, только что приведенное нами, то выронил бумагу из рук, настолько был раздавлен горем. Он был благородный человек, не слишком рассуждающий, но добрый. Он приветствовал арест герцога, потому что беспокоился за своего шурина, которому вечно грозят новые заговоры. Но когда герцога арестовали и на него возложили обязанность выполнить ужасающие решения, следующие из этого ареста, его сердце дрогнуло.
176 
