48 
– Вы не пробовали опубликовать ваши рассуждения? – осведомился Иван Иванович, выслушавший Армалинского с большим интересом.
– Как же! И сильно был удивлен, что они оказались востребованы. Видно, не все так плохо в России, коли подобные вещи печатают. После я покажу вам, а сейчас не хотите ли папиросу мою отпробовать?
Благодарю, Илья Ильич; я хотел еще с арапом поговорить.
– Куда ж он денется… Идите, идите. Я сейчас выйду.
Арап все еще сидел на крылечке, хотя башмак успел починить, и он лежал тут же. Теперь Моисей ел яблоко, аккуратно отрезывая от него ломтики все тем же сапожным ножом, и что-то тихонько напевал себе под нос, тянул одну сложную мелодию без слов.
– Моисей! – позвал Иван Иванович, присев рядом на корточки. – Моисей, братец! Как же говорить мне с тобой, а?
Арап внимательно посмотрел на молодого человека и положил в рот кусочек яблока, приотвратно ухватив его толстыми губами.
– Ты меня понимаешь? – спросил Рязанов по-французски, хотя знал уже от Армалинского, что арап французского не разумеет. Затем повторил то же по-английски, по-немецки и по-итальянски, а потом, скорее уже ради шутки, на латыни. Арап молчал, жевал яблоко. Бедняга, вероятно, слабоумен, решил Иван Иванович, – или от рождения, или утратил рассудок после страшного зрелища. Похлопав Моисея по плечу, он встал и увидел, что из открытых дверей за ним наблюдает Армалинский.
– Прошу прощения, – смутился «рамоли», – но я надеялся, что вы сможете его разговорить… По крайней мере, ваша находка с латынью…
– Мальчишество, – сказал Рязанов, махнув рукой. – Откуда арапу знать латынь? Что ваши рыбаки, не пришли еще?
– Нету пока. Хотели про медведя послушать?
– Не только – хотел порасспросить, где места рыбные, люблю иногда посидеть с удочкой.
– Самых что ни на есть рыбных мест Никитка вам все равно не укажет, даже если я велю, а плотвицы наловить можно и во-он там, шагов двадцать от мостика, где бабы белье полоскают, – указал рукой Армалинский. – Сухо там, и удобно, и комаров мало.
– Благодарю, Илья Ильич. Поутру непременно схожу.
– Ништо… А про медведя коли и в самом деле хотите слушать, так я вам Никитку пришлю, как явится. Avec le plus grand plasir[21].
Своего обещания Илья Ильич Армалинский не забыл. Ввечеру Трофимыч пришел к Рязанову, читавшему в своей комнате привезенный из Парижа «Мещанский роман» Фюретьера, и сказал, что барина спрашивает мужик господина Армалинского.
– Гнать его взашей или же говорить желаете с этим мизераблем? – спросил Трофимыч, показывая полное небрежение к мужику «рамоли» и некоторое знание французского (видать, подслушал у барина).
– Сейчас спущусь. Скажи ему, пускай обождет, – сказал Иван Иванович.
Никитка оказался совсем молодым мужиком, конопатым, безбородым и стриженным скобкою. Он сидел прямо на ступеньках и при появлении Рязанова поспешно вскочил, отряхивая порты.
– Здравствуй, братец! – сказал Иван Иванович. – Что, поймал ли Илье Ильичу налима или сома?
– А куда он денется! – гордо отвечал Никитка, высморкавшись и ловко оббив пальцы о порточину. – Да такой сом, барин, без малого пуд весом! Дядю Прова едва не утопил. Хорошо, я нырнул да помог.
– Это хорошо. Я вот зачем звал тебя, брат Никитка: Илья Ильич сказал, ты медведя видел. Было такое?
– А и было! – закивал Никитка.
– Ну, идем вон в беседку, чтоб тут на дороге не торчать, там мне все и расскажешь.
В беседке Иван Иванович сел на лавочку. Никитка помялся и остался стоять, но Рязанов и ему велел садиться.
– Не маячь. А теперь давай рассказывай.
– А што там рассказывать… Шел я третьего дня ночью домой…
– Что ж тебя ночью носило?
– Дак это… В Лепешкино ходил, да припозднился, – неопределенно сказал Никитка.
– Из Лепешкино, получается, домой шел. По дороге или как?
– По дороге. Темно уже было, страшно, хучь там и через лес можно, чтобы крюков не вертеть. Днем-то, ясно, я через лес пошел бы. Ну и тут он.
– Медведь?
Никитка кивнул.
– И что ж он тебя не съел?
– Не увидал, должно… Я ж в кустах сидел.
– Спрятался?
Никитка замялся.
– Да уж говорю, как было. До ветру я в кусты зашел. Оно вроде и ночь, а все ж на дороге не сядешь. И вот сижу, а он мимо меня…
Мужик поежился.
– Хорошо разглядел? – спросил Иван Иванович.
Никитка явно не врал, даже сейчас видно было, как он вновь переживает тогдашний страх.
48 
