Людовик XIV вспыхнул. Мазарини притворился, что поглощен игрою.
— Теперь, — продолжал граф де Гиш, — судьба несчастного принца свершилась. Он погиб, если Монк обманул его. Тюрьма, а может быть, смерть, довершит его несчастья, начавшиеся с изгнания, битв и лишений. Мазарини нахмурил брови.
— Правда ли, что его величество Карл Второй покинул Гаагу? — спросил Людовик XIV.
— Совершенная правда, ваше величество, — отвечал граф. — Отец мой получил письмо, в котором его уведомляют об этом отъезде со всеми подробностями. Известно даже, что король сошел на берег в Дувре. Рыбаки видели, как он направился в порт. Но все дальнейшее — пока тайна.
— Как бы я хотел знать, что было дальше! — с жаром вскричал Филипп Анжуйский. — Вы, верно, знаете, братец?
Людовик XIV опять покраснел — в третий раз в продолжение часа.
— Спросите у кардинала, — отвечал он таким голосом, что Мазарини, Анна Австрийская и все гости посмотрели на него.
— Это значит, сын мой, — сказала Филиппу с улыбкой Анна Австрийская, — что король не любит говорить о государственных делах вне совета.
Филипп покорно выслушал замечание и, улыбаясь, низко поклонился брату, потом матери.
Но Мазарини заметил, что в дальнем углу комнаты составляется группа и что герцог Анжуйский, граф де Гиш и шевалье де Лоррен, лишенные возможности рассуждать громко, могут потихоньку сказать больше, чем нужно. Он бросал на них недоверчивые и беспокойные взгляды, намекая Анне Австрийской, что надо прервать это тайное совещание, как вдруг Бернуин вошел в дверь, за кроватью кардинала, и шепнул ему на ухо:
— Посол от его величества английского короля.
Мазарини не мог скрыть своего удивления, которое тотчас же заметил король. Не желая быть нескромным и в то же время показаться лишним, Людовик XIV немедленно встал и, подойдя к кардиналу, простился с ним.
Гости поднялись; послышался шум отодвигаемых стульев и столов.
— Устройте так, чтобы все постепенно разошлись, — сказал Мазарини тихо Людовику XIV, — и соблаговолите остаться у меня еще несколько минут. Я кончаю дело, о котором теперь же, сегодня вечером, желал бы переговорить с вашим величеством.
— И с королевами? — спросил Людовик.
— Да, и с герцогом, — отвечал кардинал.
С этими словами он приподнялся на своей постели, и полог, спустившись, закрыл ее. Кардинал, однако, не забыл о заговорщиках, которые стояли в углу комнаты.
— Граф де Гиш, — позвал он слабым голосом, в то время как за опущенным пологом Бернуин подавал ему халат.
— Я здесь, — отвечал граф, подходя.
— Сыграйте за меня, вы очень счастливы… Выиграйте мне побольше у этих господ.
— Извольте, монсеньор.
Молодой человек сел за стол, откуда король перешел к королевам и заговорил с ними.
Между графом и несколькими придворными завязалась крупная игра.
Филипп Анжуйский разговаривал о модах с шевалье де Лорреном, а за пологом кровати уже не было слышно шелеста шелковой одежды кардинала.
Мазарини вслед за Бернуином вышел в соседнюю комнату.
XL. Государственное дело
Перейдя в свой кабинет, кардинал увидел там графа де Ла Фер, который ждал его, внимательно рассматривая картину Рафаэля, висевшую над поставцом, украшенным серебром и золотом.
Кардинал вошел легко и бесшумно, как тень, и тотчас взглянул на графа, желая, как всегда, по выражению лица собеседника угадать характер разговора.
Но на этот раз он ошибся. Он ровно ничего не прочел на лице Атоса и не заметил даже того почтения, которое привык видеть всегда и у всех.
Атос был одет в черное платье, скромно вышитое серебром. Он носил знаки Подвязки, Золотого Руна и Святого Духа — трех высших орденов; соединенные вместе, они бывали только у королей или у артистов на сцене.
Мазарини долго, но безуспешно старался вспомнить, как зовут стоявшего перед ним человека.
— Мне доложили, — вымолвил он наконец, — что ко мне приехал посол из Англии.
Он сел, отпустив Бернуина и Бриенна, собиравшегося в качестве секретаря вести протокол.
— Действительно, господин кардинал, я прислан его величеством королем английским.
— Для англичанина вы говорите по-французски удивительно чисто, — приветливо сказал Мазарини, посматривая на ордена и стараясь поймать взгляд посла.
— Я не англичанин, я француз, господин кардинал, — отвечал Атос.