— Я пришла сюда, чтобы спасти вас, а не для того, чтобы погубить себя, господин Фуке, — сказала маркиза, вставая. — Итак, остерегайтесь!
— Право, маркиза, вы напрасно тревожитесь, и если ваша боязнь не предлог…
— Кольбер — человек с сильной волей! Остерегайтесь его…
— А я? — спросил Фуке, в свою очередь поднимаясь с места.
— Вы? Вы только благородный человек. Повторяю: остерегайтесь Кольбера!..
— И это все?
— Я сделала все, что могла, рискуя погубить свою репутацию. Прощайте.
— Не прощайте, а до свидания!
— Быть может… — произнесла маркиза.
Протянув Фуке руку для поцелуя, она так решительно направилась к двери, что Фуке не посмел преградить ей дорогу.
С поникшей головой, с омраченным лицом отправился он в обратный путь по подземному ходу, соединявшему два дома.
VII. Аббат Фуке
Быстро пройдя подземелье и нажав пружину возле зеркала, Фуке снова очутился в своем кабинете. Едва успел он войти, как услышал стук в дверь и знакомый голос, кричавший:
— Монсеньор, отоприте, пожалуйста!
Фуке быстрым движением скрыл следы своего волнения и отсутствия: разбросал по столу бумаги, взял в руку перо и, чтобы выиграть время, спросил через дверь:
— Кто там?
— Как! Монсеньор не узнают меня? — ответил голос.
«Как не узнать тебя, дружище?» — сказал Фуке про себя.
— Это вы, Гурвиль?[*] — спросил он громко.
— Конечно, я, монсеньор.
Фуке поднялся и, в последний раз посмотрев на зеркало, отпер дверь и впустил Гурвиля.
— Ах, монсеньор, какая жестокость! — воскликнул он.
— Почему?
— Вот уже четверть часа, как я умоляю вас отпереть, а вы даже не отвечаете.
— Запомните раз навсегда: я не терплю, чтобы меня беспокоили во время работы. Хотя вы, Гурвиль, и составляете исключение, я все же хочу, чтобы для других мое запрещение оставалось в силе.
— В такую минуту, монсеньор, я готов разбить, снести, опрокинуть всякие запреты, все двери, замки и стены.
— Ого! Значит, случилось что-нибудь очень важное? — спросил Фуке.
— Очень.
— Что же произошло? — продолжал Фуке, слегка обеспокоенный волнением своего ближайшего сотрудника.
— Учреждена тайная судебная палата.
— Мне это известно. Но разве она уже собралась?
— Не только собралась, монсеньор, но уже успела вынести приговор…
— Приговор? — произнес министр, побледнев и с дрожью, которую он не мог скрыть. — Кому же?
— Вашим друзьям.
— Лиодо и д’Эмери?
— Да, монсеньор.
— К чему же они приговорены?
— К смертной казни.
— Не может быть! Нет, это невозможно!.. Вы ошибаетесь, Гурвиль.
— Вот копия приговора, который сегодня должен быть подписан королем. Быть может, он уже подписал его.
Фуке схватил бумагу, быстро пробежал ее и возвратил Гурвилю со словами:
— Король не подпишет этого приговора.
— Монсеньор, Кольбер — смелый советчик… Опасайтесь его.
— Опять Кольбер! — воскликнул Фуке. — Вот уж два-три дня я беспрерывно слышу это имя! Слишком много чести для такого ничтожества. Пусть Кольбер появится, и я рассмотрю его; пусть он поднимет голову, и я раздавлю его; но согласитесь, что бороться можно только с таким противником, который хоть что-нибудь собой представляет.
— Терпение, монсеньор, вы не знаете Кольбера… Постарайтесь его изучить. Это один из темных финансовых дельцов, подобных метеорам, которых никогда не видишь до их разрушительного вторжения. Появление их гибельно.
— О, Гурвиль, это уж слишком, — возразил Фуке улыбаясь. — Меня не так-то легко запугать, друг мой. Кольбер — метеор! Черт возьми! Мы еще посмотрим, что это за метеор… Давайте мне факты, а не слова. Что он сделал до сих пор?
— Он заказал парижскому палачу две виселицы, — сказал Гурвиль.
Фуке поднял голову, и в глазах его сверкнула молния.
— Вы уверены в том, что это правда? — вскричал он.
— Вот вам доказательство, монсеньор.
И Гурвиль протянул Фуке записку одного из секретарей городской ратуши, верного сторонника суперинтенданта.
— Да, действительно, — пробормотал Фуке, — воздвигается эшафот… Но король не подписал, Гурвиль, и не подпишет приговора!
— Это мы скоро узнаем, — заметил Гурвиль.
— Каким образом?
— Если приговор подписан королем, виселицы сегодня же вечером будут отправлены к городской ратуше, чтобы завтра утром можно было их поставить.