134 
Тогда он с легкостью предал Престона, он извинял свою измену необходимостью сделать все ради спасения семейной чести, а на самом деле он возненавидел Престона за то, что тот, не справившись со своей болезнью, со своей бедой, сошел с пьедестала, отведенного Чазом старшему брату, за то, что брат обманул его, прикидываясь ни в чем не повинным, и тем самым жестоко уязвил его гордость. Вот почему Чаз отказывался даже разговаривать с Престоном, когда обвинения, выдвинутые против него, подтвердились, вот почему он даже не проводил его, когда Престон покидал школу, не ответил на его письмо. И он отказывался видеть какую-либо связь между холодностью, которую продемонстрировал Престону, и решением брата навсегда уехать в Шотландию.
Утратив брата, он бросился за помощью к Сисси, она стала источником его существования, ему казалось, что даже его кровь бежит по жилам только благодаря близости Сисси. За семь месяцев из подруги она превратилась в единственное прибежище, вдохновителя его творчества, в единственный объект всех помыслов, в манию, в одержимость, ибо в ее отсутствие ни о ком и ни о чем другом он не мог думать. Но он погубил и Сисси своим эгоизмом, как прежде погубил брата, он уничтожил ее, не сумев обуздать свою ненасытность.
И с той же безответственностью он привел в движение механизм, уничтоживший Мэттью Уотли. Не задумываясь о последствиях, он дал Кливу Причарду прослушать пленку, более того, Чаз испытал тайное удовлетворение при виде растерянности на лице этого мерзавца: подумать только, его Клива, перехитрил какой-то третьеклашка, жалкий муравей, которому он лишь из милости позволяет существовать. Чаз настолько упивался реакцией Клива, что забыл о всякой осторожности. Клив потребовал назвать имя мальчика, сделавшего запись, назвал наугад нескольких, в том числе Мэттью Уотли, и по лицу Чаза без труда прочитал ответ. Это он, он сам, собственными руками выдал Мэттью Кливу. С него все началось.
Да, все эти жертвы связаны между собой – Престон, Сисси, Мэттью, а теперь судьба расправится и с Кливом. Это он– носитель болезни, постигшей их всех. Есть только одно средство, но Чазу было слишком страшно, ему не хватало мужества, не хватало решимости, силы воли. Он презирал себя: дни ползли, а он все никак не мог сделать то, что должно. Однако он уже знал, каким будет его решение.
Свою комнату в «Калхас-хаусе» Клив Причард превратил в святилище Джеймса Дина. Изображения этого актера висели повсюду: вот он шагает по улице Нью-Йорка, запихнув кулаки в карманы куртки, подняв навстречу морозу воротник куртки; вот он карабкается на нефтяную вышку в фильме «Великан», баюкает на руках умирающего Сэла Минео в «Мятежнике», позирует рядом с «порше», ставшим причиной его гибели, хмурится в камеру, снимаясь для десятков постеров и календарей, нашедших теперь прибежище в комнате Клива; курит на фоне декораций «К востоку от
Эдема». Входя в комнату Клива, посетитель переносился в другую страну, в другую эпоху, на тридцать лет назад.
В комнате имелись и другие декорации, способствовавшие тому же впечатлению: бутылки из-под кока-колы на подоконнике, у окна– старый стул, явно американского происхождения, на рабочем столе– хромированный проигрыватель и три меню, предлагавшие гамбургеры, хот-доги, картофель фри и молочный коктейль. На книжном шкафу с высокими теннисными бутсами соседствовала небольшая неоновая вывеска «Кока».
Анахронизмом в этой обстановке казались фотографии самого Клива и его товарищей: школьная команда регби, Клив в форме фехтовальщика – эти две фотографии были пристроены на одежном шкафу– и третья на столе: Клив стоит за спиной напуганной немолодой женщины, одной рукой обхватив ее за плечи. Для этого снимка Клив наголо обрился, оставив лишь узкую дорожку волос посреди головы, панк-рокерский гребень, выкрашенный в синий цвет и уложенный несколькими зазубринами, словно у динозавра. Оделся Клив в черную кожу, подпоясавшись металлической цепью.
Реальный Клив Причард, вошедший в комнату в сопровождении директора, поразительно отличался от этого фантастического образа. Трудно было поверить, что юноша в традиционной школьной одежде, с отросшими, аккуратно причесанными волосами, в начищенных ботинках, безупречно чистом свитере и брюках и есть тот Клив Причард, которого Линли видел на фотографии.
Услышав, что Чаз Квилтер опознал истязателя на пленке, записанной Мэттью Уотли, услышав о комнате, обнаруженной полицейскими над сушильней в «Калхасе», Локвуд не колебался ни секунды. В присутствии Линли и Хейверс он позвонил из своего кабинета в Северную Ирландию, в гарнизон, где служил последние полтора года в звании полковника отец Клива. Разговор с полковником Причардом оказался достаточно коротким. Клив исключен из Бредгар Чэмберс. Таково решение директора, совет попечителей будет о нем уведомлен. Обстоятельства таковы, что апелляция рассматриваться не будет. Было бы желательно, чтобы полковник прислал кого-нибудь забрать сына.
134 
