очень нудно 
102 
Принцесса зыркнула на меня исподлобья, но высказывать негодование вслух посчитала недостойным. Отлично, продолжим:
— Что касается вашего наставника, у него наверняка были веские причины, чтобы лишить вас своего общества. Должно быть, неотложные дела потребовали участия Лакерена, и как только будут завершены, всё вернётся на места.
— Наставника... — презрительный смешок. — Настоящий наставник никогда не оставил бы своего ученика в одиночестве!
Самое глупое заблуждение, кстати.
— Настоящий наставник как раз должен время от времени давать ученику свободу действий.
— Чтобы тот совершал ошибку?
— Чтобы не чувствовал себя узником чужой темницы.
Смоляные ресницы вздрогнули.
— Темницы? Да, наверное... Но почему — чужой?
— Потому что у него уже есть своя собственная, а две темницы на одного человека... как-то слишком, не находите?
Она с силой провела пальцами по скуле вверх-вниз, оставляя на коже красный след.
— Хочешь сказать, у каждого есть...
— Место заточения? Да. И что примечательно, каждый из нас сам себе тюремщик. Так что, не нужно искать вокруг высокие стены и тяжёлые засовы на дверях: просто загляните в себя.
— Ты...
— Да?
— Но ты тоже собирался... или собираешься... бросить меня. Я чувствую!
Улыбаюсь. Больше всего на свете хочу обнять запутавшегося в сетях сомнений ребёнка и позволить согреться в тепле на моей груди. Хочу, но не делаю и шага навстречу: во-первых, грудь всё ещё болит, и не стоит что-либо к ней крепко прижимать, а во-вторых... Иногда право первого шага следует уступить противнику. Особенно если знаешь, что на следующем вдохе он станет твоим союзником.
— Если бы собирался, уже бросил бы. У меня были возможности, поверьте.
— Но ты ушёл так надолго и оставил меня одну!
— Ошибаетесь, ваше высочество. Не одну. Вы остались наедине со своей судьбой, а я отошёл в сторонку, чтобы не мешать вам объясняться друг с другом.
— Не понимаю...
Жалко смотреть. Сущий ребёнок, да ещё обиженный на весь белый свет. Я таким в юности не был. До второго рождения — пока снова не был вынужден переживать детство: вот тогда сполна насладился обидами. На всю оставшуюся жизнь.
— Вы ещё не забыли о своём даре?
— Дар? — Она сглотнула и испуганно расширила глаза. — Ты имеешь в виду...
— Вашу кровь. Вы рождены Заклинательницей, ваше высочество, и сие не поддаётся исправлению.
— Но как же быть? Корона и всё остальное... Маг не может взойти на престол.
— Вы боитесь или сожалеете?
Принцесса затравленным домиком подняла брови:
— Это имеет значение?
— Для меня.
— И как ты поступишь? — Надежда, теплившаяся в голосе, сменилась унынием: — Знаю. Скажешь, всё зависит от моего выбора.
— Не угадали, ваше высочество. Выбирайте, как подскажут сердце и разум, а мне... Мне выбирать не из чего.
— Ты говоришь загадками.
Да? Не замечал. Впрочем, я ведь говорю сообразно своим мыслям, но не всегда делаю их достоянием слушателя, а потому легко могу оказаться непонятым. Стало быть, придётся доверить логику размышлений словам.
— Решитесь ли вы наследовать корону или откажетесь от неё, неважно: мне всё равно придётся кое-чему вас научить.
— Чему же?
— Владению.
Принцесса ухитрилась улыбнуться сквозь слёзы:
— О, этому меня учили все, кому не лень!
— Наверняка. Но умеете ли вы владеть собой?
— Считаешь меня несдержанной и капризной?
Вообще-то, так и есть. Но перечисленные недостатки либо поддаются исправлению, либо выгодно используются. Так же, как и страх, если разобраться в его причинах.
— Вам многое нужно узнать о себе, ваше высочество. И не всегда я смогу помочь: большую часть пути вы должны будете пройти самостоятельно. Но первый шаг, пожалуй, сделаем вместе. Вы сказали, что ненавидите... Хорошо. Не держите ненависть внутри себя, не подкидывайте поленья в её костёр, отпустите на свободу. Позвольте обжигающему огню прорваться наверх, взлететь в небеса, и тогда сразу станет ясно: какой бы силы не было внутреннее пламя, оно не чета солнечным лучам. А всё потому, что солнце не знает ни ненависти, ни любви. Оно просто исполняет свой долг, даря жизнь всем нам.
— Ты думаешь, это так легко?
— Я не думаю. Я знаю.
— Откуда?
Мольба выплеснулась из взгляда, растеклась по лицу, от бровей до уголков губ.
— Трудновато понять? Что ж, помогу. Вы ненавидите. Меня. За то, что насмешничал. За то, что нарушил планы и заставил вмешаться. За то, что узнал опасную тайну и сделал вас её главной хранительницей. За то, наконец, что помог выйти на волю дару, который непременно станет проклятием... Ничего не забыто?
102 
