очень нудно 
77 
— Ну давай же, Люсь, еще совсем немного! — подбадривала меня Нина Платоновна. — Эх, неправильно ты делаешь, я тебе покажу, как надо!
Тетя Нина засучила рукав, высунула язык — и превратилась в изваяние с выпученными глазами и вывернутой рукой. Вслед за ней языки высунули Игорек, Оля и Макс. Минут десять раздавалось пыхтение и сопение. Наконец Оля опустила руку:
— Уф, ничего не получается! Они правы: человек не может лизнуть собственный локоть.
— Зато мы проверили это на практике, правда, мам? — хитро улыбнулся Игорек.
— А что там еще написано? — спросила я у Нины Платоновны.
Няня опять взяла в руки газету:
— Утиное кряканье не дает эха, никто не знает почему. Зажигалка была изобретена раньше спичек. Почти все, кто прочитал этот текст, попытались лизнуть свой локоть.
Секунду мы молча смотрели друг на друга, а потом одновременно расхохотались.
По тому, как человек смеется, о нем можно многое сказать. Олечкин смех переливался колокольчиком, смех Игорька был похож на лай веселого пуделя, Нина Платоновна стеснительно прыскала в кулачок, а Максим смеялся как человек, который привык держать ситуацию под контролем. Не знаю только, насколько долго ему удастся сохранить эту способность, учитывая, в какое оригинальное семейство он попал.
— Ты куда? — спросил Макс. Слишком строго для постороннего человека.
Воспользовавшись всеобщим весельем, я решила улизнуть и стала потихоньку собираться. Мое расследование еще не закончено, мне некогда рассиживать дома!
— Ты уходишь? — повторил Малахов.
Я в замешательстве оцепенела. Хм, я уже забыла, когда в последний раз отпрашивалась у кого-либо, чтобы уйти из дома. Мне теперь что, отчитываться перед «муженьком» в каждом своем шаге?
— Да, я хотела пойти… — забормотала я, — мне надо на интервью… ну, кое-что уточнить для статьи…
Зачем я вру? Почему не сказать правду, ведь в ней нет ничего плохого? Понятия не имею. Наверное, просто из чувства противоречия. Этот сотовый король может поселиться в нашей квартире, спать хоть на коврике в коридоре, я согласна называть его мужем, раз ему так хочется, но у него нет права на мою личную жизнь.
— А что? — спросила я почти враждебно.
— Ничего, — ответил Максим. — Просто жизнь в Москве небезопасная, всегда лучше держать родственников в курсе, куда отправляешься.
Родственников! Однако следует признать, что такая забота очень приятна. Вот только не следует показывать это Малахову.
— Ладно, — буркнула я, напуская на себя независимый вид, — скоро буду.
Мы разыгрываем не медовый месяц, а суровые будни многодетной семьи. И нежности здесь абсолютно не уместны.
Глава 31
Как сделать так, чтобы человеку было хорошо? Сначала сделайте ему плохо, а потом верните все на место.
Перескакивая через лужи, я мчалась к метро. Настроение у меня было скверное. Пожалуй, Марина Остаповна все-таки права: Москва, где всегда холодно, темно и неуютно, не самое лучшее на Земле место для проживания. Потом мне с трудом удалось втиснуться в вонючий вагон метро. Стоя рядом с мужиком в засаленном ватнике, и, вдыхая запах его давно не мытой головы, я чувствовала себя совсем уж омерзительно. Зато очутившись опять на улице — а она, смею вас уверить, продолжала оставаться такой же холодной и мокрой — я неожиданно обнаружила, что настроение у меня заметно улучшилось. Вот так московская подземка дарит людям радость.
Дом, в котором обитал Юлий, оказался серой панельной многоэтажкой. Хм, в подъезде два лифта, пассажирский и грузовой, и не один не реагирует на кнопку вызова. Придется подниматься пешком. Где же сорок вторая квартира? Я стала считать, и с третьего раза у меня получилось, что она находится на десятом этаже. Десятый этаж! О боже! Нет, я не дойду!
Но я дошла. И в изнеможении припала к дверному звонку.
Почти сразу же на пороге возник мужчина в полосатой пижаме. Судя по живописным пятнам явно пищевого происхождения, он в пижаме не спал, а использовал ее в качестве домашнего костюма.
— Здравствуйте! Ох! Сейчас отдышусь, а то лифт не работает…
— Да выпорол я его уже, выпорол! — заорал мужик, метнулся в квартиру и приволок за шкирку рыжего мальчишку лет десяти. Мальчишка хотя и размазывал по веснушчатому лицу слезы, но выражение глаз у него было такое, будто он задумывает какое-то озорство. — Скажи, всыпал я тебе ремня, а?
77 
