87 
— Почему ты шепчешь? Ведь порох давно перестал быть секретным оружием, его применяют в сражениях повсюду, от Бристоля до Бомбея.
Но брат Питер продолжал негромким голосом:
— Как ты думаешь, почему «медная голова» Роджера взорвалась?
Я подумал с минуту.
— Потому что порох брата Бэкона оказался мощнее, чем он думал?
— Вот именно. Эксперименты и формулы позволили ему создать совершенный, выверенный рецепт пороха, гораздо более мощного и притом гораздо более точного действия, чем все остальные.
Сердце мое забилось. Я чувствовал, что приближаюсь к цели — к одной из целей нашего путешествия на край света, на этот остров варваров. Ведь мы должны были ознакомиться с новинками военного дела и техники.
— У вас сохранился этот рецепт — здесь, в Оксфорде?
— Да, здесь, в Осни. Однако он зашифрован.
— Почему?
— Начальники Роджера, руководители ордена, не возражали против его изысканий, большую часть жизни ему позволили провести в раздумьях и экспериментах, и никто не мешал ему, однако брату Роджеру предъявили одно условие: записи его работ должны быть сокрыты от взоров непосвященных, от тех, кто мог бы обойтись с результатами его трудов без достаточного почтения и осторожности. Короче говоря, они опасались, как бы эти открытия не были применены ради личной выгоды или власти, а то и чтобы ниспровергнуть учение Святой Церкви. Вот почему они зашифрованы.
— Но тебе известен ключ?
Питер потер указательным пальцем кончик носа.
— Ты уж мне поверь, — отозвался он. — Роджер не собирался прятать свою свечу под сосудом. Требуются лишь простые навыки в области криптографии, чтобы разобрать этот шрифт. Он оставил торчать самый кончик ниточки дерни за него, и вся нить выйдет наружу.
Глава двадцать восьмая
Да уж, в этот пост мне и впрямь приходится отбывать покаяние, в крошечной келье размером пять футов на три и высотой в четыре фута — только в самом центре свод приподымается еще на фут. Вместо двери здесь железная решетка, она выходит в коридор, и там я различаю еще множество камер, похожих на мою. Стены сложены из грубых, необработанных каменных блоков, кое-как скрепленных друг с другом известкой — об известке мы еще поговорим. Во время дождя в мою камеру проникают струи, целые потоки дождя, вода, грязная от соприкосновения с камнями и известкой, течет по стенам, собирается лужами на полу и под решеткой уходит в коридор. На полу гниет охапка соломы. Изредка ее меняют.
Я здесь совершенно одна. Прежде тут крутились мыши, но я их всех съела. Мне бы следовало пощадить беременных самок, у них появилось бы потомство. Быть может, я сумела бы разводить их и эта добавка к пригоршне ржаных крошек, которые мне проталкивают в миске под решеткой почти каждый вечер, позволила бы мне дольше продержаться. Кроме того, в соломе иногда обнаруживаются зерна, а то и целый колос.
Так вот, известка. По-видимому, в нее подмешали чересчур много песка, к тому же в нее попали частицы кремня, что тоже не способствует прочности здания. В первый же день я извлекла осколок кремня длиной в дюйм, с острым концом, и пустила его в ход (его, а затем еще множество таких орудий). Я царапала известку, я ковыряла ее, я врубалась в нее все глубже. И вот, примерно четыре недели спустя (точнее сказать не берусь, я давно уже сбилась со счета), я наконец вижу свет сквозь дыру, сквозь проделанный мной под углом тоннель, достаточно глубокий, чтобы в него пролезла вся моя рука до плеча. Как я возликовала! Первая и вторая фаланги указательного пальца ощутили на себе лучи солнца!
Я тут же представляю себе, как это выглядит снаружи: гладкая без окон стена темницы, примыкающей к зданию ратуши, незаметно, почти бесшумно сыплется песчаная известка в том самом месте, где три соприкасающихся углами камня немного расходятся, — и вдруг наружу выглядывает тощий смуглый палец, вертится из стороны в сторону, нащупывая дорогу. На какой высоте я проделала отверстие? В футе от земли или же на высоте шести футов над проулком, а то и еще выше? А вдруг его заметят, что произойдет тогда? Я поспешно втаскиваю руку обратно, извиваясь всем телом. Знаю я здешний народ: они вполне способны ударить камнем по неизвестно откуда взявшемуся пальцу, отрезать его ножом, а то и вовсе откусить. Лучше уж я приложу к моей стороне отверстия глаз и попытаюсь вобрать в себя солнечный свет. Затем я прикладываю к дырке ухо, я слышу отдаленный звон колоколов, стук копыт по камням и совсем близко — голос торговки: «Свежая капуста, весенняя капуста, налетайте-покупайте!»
87 
