146 
Не знаю, с собаками его по вечерам ищут санитары или на моего приятеля давным-давно повесили радио-маячок, но отыскать бывшего доктора Лювига на просторах Доннерталя может далеко не каждый. Я могу это сделать только потому, что Макс некогда сам показывал мне свои любимые закоулки парка. Вот и сейчас он располагался в компании этюдника и корзины для пикника в одном из таких уединенных местечек, спрятавшись за начинающей желтеть ивовой изгородью.
— Привет, Макс.
— О, единственный и неповторимый! Какими судьбами? Ты редко балуешь меня визитами и, если не ошибаюсь, время следующего еще не подошло.
«Единственный и неповторимый». Макс именует меня только так с тех пор, как подтвердил за мой счет свою научную теорию, но по каким-то причинам не смог или не захотел размножить и упрочить достигнутый успех.
— Я приехал сюда по делам.
— Ааа… Ну-ну. — Он сделал вид, что потерял ко мне всякий интерес, и наклонился к подрамнику, близоруко вглядываясь в только что положенный на бумагу акварельный мазок.
М-да, с весны русые локоны стали еще длиннее, и теперь Лювиг выглядел еще богемнее, чем раньше. Просторная куртка из толстого шерстяного сукна, шарф, концы которого волочатся по земле, бархатные брюки, остроносые лакированные башмаки и особое выражение лица, можно сказать, устремленное в невидимые простому смертному дали — ни дать, ни взять, мэтр живописи в собственном загородном поместье, соизволивший запечатлеть мгновение вечного существования природы.
Впрочем, рисовать он умеет, и я точно знаю, что его работы пользуются неизменным спросом на всевозможных пейзажных салонах. А вот людей мой старый приятель не рисует. Как он сам однажды рассеянно обронил в разговоре, по той причине, что в человеке для него нет ничего загадочного и вызывающего благоговейное восхищение.
— Мне нужно поговорить с тобой.
— У тебя есть еще четверть часа, а потом у меня начнется второй завтрак, на который я тебя, уж извини, не приглашаю. Не взял достаточное количество припасов, — совершенно серьезно сказал Макс.
Вот в этой убийственной серьезности и скрывалась главная опасность общения с доктором Лювигом. Только после многих месяцев знакомства можно было сделать вывод, что беспечная улыбка означает крайнюю заинтересованность в теме беседы, а задумчивая мина — шутливое настроение.
— Я не отниму у тебя много времени.
— Только попробуй! Я не отдам! — Он выставил кисть в мою сторону, как штык.
— Может, обойдемся без игр? Всего несколько минут, Макс. Я чертовски рад тебя видеть, но слишком устал за последние дни.
— И увидел что-то жуткое, — меланхолично улыбаясь, дополнил мое признание Лювиг.
Опять прав, чертяка! Каждый раз удивляюсь, как в первый, но спрашивать, откуда ему доподлинно известно мое психологическое состояние, глупо. В конце концов, именно он вывел меня из депрессии, грозившей перекинуться в шизофрению.
— Да. Очень жуткое. И именно об этом хочу поговорить.
— Ты немного напутал, Джек. Я не психиатр. Я псих.
Вернее, умело играет психа. Ну еще бы, с его-то опытом и знаниями! Не знаю, зачем это нужно доктору Лювигу, но в меня с детства вбили уважение к чужим личным устремлением, пока они не вредят моим собственным, и я стал невольным соучастником максовского спектакля, а теперь уходить со сцены уже слишком поздно.
— Даже не знаю, в каком качестве ты окажешься полезнее для меня.
— Итак? — Кисть вспорхнула над рядком ванночек с красками, символизируя готовность к разговору.
— Скажи, можно осуществить противоположную операцию?
— Противоположную чему?
— Извини, я неточно выразился… Можно, начну с самого начала?
— Если знаешь, где оно. — Подмигнул мне Макс.
— Вот есть на свете медиумы. Они считывают информацию из сознания, но не могут ее изменить в источнике ни в процессе считывания, ни во все время с момента ее возникновения до момента записи в долговременную память.
— Верно.
— А что, если бывает наоборот?
— А именно? — Рука с кистью остановилась в дюйме от бумаги, натянутой на деревянную рамку.
— Что, если существует способ, если можно так выразиться, менять информацию, находящуюся в сознании человека, он-лайн?
— Ты говоришь о гипнозе?
— Нет, ни в коем случае! Представь, что ты думаешь, например, о том, как тебе нравятся яблоки. А кто-то, назовем его анти-медиум, усиливает эту твою мысль таким образом, что через некоторое время ты не можешь думать ни о чем, кроме яблок.
146 
