142 
Представляю, какой бедлам возник в голове Элизы, и сочувствую Монике Хертиг, прикоснувшейся к сознанию, пылающему отчаянием. Но причем тут наш резчик?
— Печальная история. А каким местом в ней замешан герр Холле?
— Он следил за порядком в мастерской и даже иногда получал уроки от самого великого мэтра. — Ответил Берг. — А еще наш вьюноша завидовал девушкам, о взаимоотношениях скульптора с которыми он, разумеется, знал или очень хорошо догадывался.
— Завидовал, потому что ему постель помочь не могла… М-да. Жестокая шутка судьбы.
— Внешне и по поведению он всегда был неприметным, спокойным, тихим. — Продолжил зачитывать досье герр старший инстпектор. — Заподозрить вулкан страстей под этой деревянной маской было невозможно, поэтому подозрение на парня так и не пало. Тем более, после смерти Шнайдера Матиас незаметно пропал из виду. Как выяснилось, устроился младшим куратором федеральной коллекции современного искусства, время от времени колесящей по стране. И знаете, что самое любопытное?
— Что же?
— Убийства по времени и по месту совершения совпадают с выставками, которые обслуживал герр Холле.
Вот ведь хитрюга! Он совершенно спокойно перемещался из города в город, не беспокоясь ни о билетах, ни об отлучках с работы. Везунчик, что еще можно сказать.
— Теперь понятно, по какому принципу он выбирал своих жертв. Но есть пара вопросов. Я могу получить на них ответы, герр старший инспектор?
— Например?
— Процесс над Шнайдером широко освещался в прессе?
— Да, но больше на местном уровне и в специализированных программах, — ответила вместо Берга Эрика. — Провинция ведь вообще мало интересуется искусством.
Тонкий намек на Ройменбург или на мое личное невежество? Ничего, если понадобится, обращусь за помощью к Роберто, он меня поднатаскает в любом виде хоть живописи, хоть скульптуры, хоть ландшафтного дизайна.
— Но об участии сьюпа, конечно же, говорилось?
— Этот случай использовали для пропаганды за расширение участия сьюпов в расследованиях.
— Можно подумать, они сейчас скучают без работы!
— И тем не менее, — сухо заметила инспектор Шофф. — Общественность все еще очень мало доверяет медиумам, и если не принимать должные меры, разделение людей будет только усугубляться.
Да, все правильно. В какой-нибудь другой стране мира такими вещами не морочило бы себе голову ни правительство, ни отдельные обыватели, но Германия, по-прежнему хорошо помнящая свое печальное прошлое, очень болезненно относится к кастам, слоям и классам любого толка. Могу только поаплодировать Эрике, но не буду этого делать, а то сочтет меня насмешником.
— То есть, парень мог легко узнать, кто и каким образом поспособствовал уходу из жизни его кумира?
— Несомненно.
— Узнал и решил отомстить. Все логично и примитивно до омерзения. Хотя…
— Хотя? — переспросили хором оба инспектора.
— Он ездил вместе с выставкой, это выяснено. Но я никак не могу понять другого. Каким образом он выбирал своих жертв? Мало иметь возможность свободно перемещаться по стране, нужно еще знать, как в произвольно взятом городе найти нужного человека.
Эрика нервно куснула губу:
— Следствие еще работает над этим.
— О других сьюпах в прессе проходила информация?
Инспектор Шофф метнулась к компьютерному терминалу, бодро стучала по клавишам минуты три, потом обернулась к нам и разочарованно покачала головой:
— Нет, ни разу.
— Значит, воспользоваться средствами массовой информации он не мог. Утечка из полиции?
— Ни в коем случае. Матиас Холле не имел никаких связей с полицейским управлением, даже самых отдаленных, это проверено.
— М-да, задачка… А что говорит он сам?
Невинный вопрос вызвал появление на лицах моих собеседников крайнего уныния.
— Он молчит, — за двоих ответил Берг. — Зато разговорилась фрау Клозе. Она вспомнила, что сразу после убийства видела на лестнице именно этого парня.
Раз за женщину, очень рад, но другая новость, честно говоря, повергла меня в шок.
— То есть как это, молчит?!
— В прямом смысле слова. Нем, как рыба.
— И его не пробовали…
— Расколоть? — усмехнулась Эрика. — Пробовали. Только, увы, разговаривать с ним теперь под силу разве что Господу.
Час от часу не легче.
— Парень что, умер?
— Нет, жив и здоров. Но его голова… Как бы это сказать? Не работает.
142 
