37 
– Мне сказали…
И сразу овладела собой, остановившись на полуслове. Подняла плечи, посмотрела на Монтальбано, ожидая, что он станет делать.
– В спальню, – сказал комиссар.
Ингрид открыла рот, приготовив банальную остроту, но ей не хватило духу выдать ее. Она повернулась и, прихрамывая, пошла в другую комнату, включила свет, без удивления огляделась, уже готовая к тому, что все окажется в порядке. Уселась в изножье кровати. Монтальбано открыл левую створку шкафа.
– Знаешь, чьи это вещи?
– Нужно думать, что Сильвио, инженера Лупарелло.
Открыл среднюю дверцу.
– Это твои парики?
– В жизни не носила парика.
Когда он потянул на себя правую створку, Ингрид зажмурилась.
– Открывай глаза, это бессмысленно. Твои?
– Да. Но…
– … но их не должно было здесь быть, – договорил за нее Монтальбано.
Ингрид вздрогнула.
– Ты откуда знаешь? Кто тебе сказал?
– Никто мне не говорил, сам догадался. Я вообще-то работаю в полиции, ты забыла? Сумка тоже была в шкафу?
Ингрид кивнула.
– А цепочка, которую ты якобы потеряла?
– В сумке. Однажды мне пришлось ее надеть, потом пришла сюда и здесь ее оставила.
Она помолчала, потом долго смотрела комиссару в глаза.
– Что все это значит?
– Вернемся туда.
Ингрид достала из буфета стакан, налила в него до половины виски и, не разбавляя, осушила почти одним духом, потом опять наполнила.
– Хочешь?
Монтальбано отказался. Он плюхнулся на диван и сидел, глядя на море, уверенный, что при таком слабом свете его не видно через окно. Ингрид подошла и села рядом.
– Да, бывало, я смотрела отсюда на море при более приятных обстоятельствах.
Пододвинулась немного на диване, положила голову на плечо комиссару. Тот не пошевелился, сразу поняв, что ее движение не имело в себе ничего провоцирующего.
– Ингрид, ты помнишь, что я тебе сказал в машине? Что наш разговор неофициальный?
– Да.
– Открой мне правду. Вещи в гардеробе привезла ты или их подбросили?
– Я сама. Могли мне пригодиться.
– Ты была любовницей Лупарелло?
– Нет.
– Как нет? По-моему, ты здесь как у себя дома.
– С Лупарелло я переспала один-единственный раз, через полгода после того, как очутилась в Монтелузе. Потом – никогда. Он привез меня сюда. Но так получилось, что мы подружились, по-настоящему. Таких друзей среди мужчин у меня в жизни не было, даже дома. С ним я могла поделиться всем, абсолютно всем, если у меня что-нибудь случалось, он всегда умел меня вытащить, не задавая вопросов.
– Хочешь, чтобы я поверил, что в тот единственный раз, когда ты здесь оказалась, ты захватила с собой платья, джинсы, трусики, сумку и цепочку?
Ингрид отодвинулась, рассердившись.
– Ничего я не хочу. Я не договорила. Через некоторое время я спросила у Сильвио, можно ли мне время от времени пользоваться этим домом, и он мне позволил. Просил только об одной вещи – не попадаться никому на глаза и никогда не говорить, чей это дом.
– Когда ты собиралась прийти, как ты узнавала, что хаза свободна и в твоем распоряжении?
– У нас был целый ряд условных телефонных звонков. Я всегда держала слово, которое дала Сильвио. Сюда приезжала только с одним человеком, всегда одним и тем же.
Она сделала большой глоток и поникла, сгорбилась.
– Человеком, который вот так два года насильно вторгается в мою жизнь. Потому что мне вмиг расхотелось.
– Вмиг после чего?
– После первого раза. Меня испугала сама ситуация. Но он был… как одержимый, он испытывает ко мне, как это говорится… страсть. Только физическую. Каждый день настаивает на встрече. Потом, когда я его привожу сюда, бросается на меня, как дикий зверь, рвет на мне одежду. Вот поэтому я и держу запасные тряпки в шкафу.
– Этот человек знает, кто хозяин дома?
– Я ему никогда не говорила, и к тому же он никогда меня об этом не спрашивал. Знаешь, он меня не ревнует, только хочет мной обладать, ему всегда мало, в любой момент готов на меня кинуться.
– Понятно. А Лупарелло в свой черед знал, кого ты приводила сюда?
– То же самое, он у меня никогда не спрашивал, а я ему не говорила.
Ингрид поднялась.
– Мы не можем пойти поговорить где-нибудь в другом месте? А то этот дом теперь меня угнетает. Ты женат?
– Нет, – ответил Монтальбано удивленно.
– Пошли к тебе. – И улыбнулась, но невесело. – Я же тебе говорила, что этим все кончится, разве нет?
Глава тринадцатая
37 
