очень нудно 
39 
Она прислонилась к бюсту Жана Кокто и вновь вернулась к мысли, что зло — это иллюзия.
Человеческая изнанка была ее профессией. Она никогда не халтурила. Наоборот. Она знала об обмане, зле и душевной подлости больше, чем все остальные. И давно поняла, что именно поэтому может собой гордиться.
Девятнадцать лет назад, когда ей было далеко за двадцать, она поняла, каким удивительным талантом обладает, и почувствовала воодушевление. Энтузиазм. Даже радость. С тех пор она ни разу не пожалела о годах, потраченных на образование, которое ей никогда не пригодится, о той трате времени и энергии, которая в действительности имела целью убить время. Бесплодные усилия, думала она, но когда в двадцать шесть лет она наконец-то нашла свое место в жизни, все это перестало иметь значение.
Она улыбнулась выражению «нашла свое место в жизни».
Как-то мартовским вечером в 1985 году она сидела с кружкой пива над выпиской из банковского счета и пыталась представить себе свое место в жизни, «свою полку в жизни», как говорят норвежцы, уникальную обитель на воображаемой полке на стене жизни. Эта полка должна была действительно сделать ее человеком особенным и значимым, совершенно отличным от других. Она рассмеялась в голос над этой избитой метафорой, представляя себе людей, которые ищут себе место, рыщут вокруг в поиске свободных полок.
Море немного успокоилось. Температура была немного выше нуля, однако из-за морского тумана, который все время наползал с юга, казалось, что воздух гораздо холоднее. Парни в рубашках прикрыли самые большие дыры и больше, очевидно, не собирались ничего делать. Молодая пара, оба в темной одежде, шла ей навстречу. Они хихикали и невнятно перешептывались, проходя мимо. Она обернулась и смотрела им вслед, пока они неуверенно шли по скользким булыжникам и затем исчезли в темноте.
Они были похожи на норвежцев. У парня был рюкзак.
К счастью, в последний раз она фотографировалась двенадцать лет назад. Тогда она была намного стройнее и у нее были длинные волосы. Она заставляла себя думать, что на фотографии, которая время от времени случайно попадалась ей на глаза, запечатлен другой человек. Теперь она носила очки и давно уже сделала короткую стрижку. Глядя в зеркало, она замечала, как безжалостно жизнь расправилась с тем, что когда-то было обычным лицом. Нос, который и тогда был невелик, теперь стал похож на пуговицу. Глаза, которые никогда не отличались выразительностью, зато были карими и потому не такими, как у всех, сейчас почти исчезли за очками и слишком длинной челкой.
Представление о человеческой уникальности оказалось обманом.
Все люди настолько треклято одинаковы!
Когда до нее дошла эта неприятная правда? Осознание приходило, конечно, постепенно, подумала она. Фактор повторяемости в работе сделал ее в конце концов нетерпеливой, однако она не понимала, что именно хочет изменить. Ведь каждый ее план был талантливым, каждое преступление — уникальным. Обстоятельства менялись, но жертвы — жертвы всегда были одинаковыми! Она тратила душевные силы, она никогда не халтурила в работе. И все-таки работа превратилась в изматывающий ряд повторений.
Ей больше нечем заняться.
Время идет само по себе.
До сих пор, подумала она и глубоко вдохнула.
Все такие чертовски одинаковые!
Время, которое люди так стремятся «заполнить», всего лишь бессодержательное понятие, необходимое лишь для того, чтобы придавать фальшивое значение бессмысленному занятию: стремлению «найти себя в жизни».
Женщина натянула шапку на лоб и начала медленно подниматься по зажатым между старыми каменными домами ступеням. В узких переулках было темно. Не исключено, что шторм вызвал сбои в подаче электричества.
Изучая человеческое поведение, она в какой-то момент поняла, что доброта, проявление заботы, солидарность — это лишь пустые выражения для востребованного поведения, попытка найти объяснение и оправдание заповедям на скрижалях, проповедям воинствующего араба, воображению философов или сказкам из уст еврея-мученика.
Зло — это человеческое изобретение, думала она.
Зло — это не создание дьявола, не коленопреклонение перед грехом, не результат материальной нужды и несправедливости. Никто не называет львицу злой, когда она бросает больных детенышей, хотя, лишая их материнской заботы, она обрекает их на ужасную смерть. В учебниках по зоологии без упрека говорится о самцах аллигаторов, которые пожирают собственных детенышей, повинуясь инстинкту, который подсказывает им, что корма на всех не хватит.
39 
