Последние отзывы

  95  

Мир встречает весну, а я провожаю любовь. Саша, прощай навсегда, – теперь я всерьез. Видно, не суждено нам соединиться на этом свете. Может быть, в предыдущих жизнях мы были прокляты. Все мои усилия пошли прахом, сама судьба против меня, и я не смею больше противиться ей. Но я тебя не забуду, о нет, никогда. Ты – как незаживающий шрам в моем сердце, вечно открытая рана. Я обречена любить тебя безо всякой надежды. Это и есть мое проклятие. Все мои подруги вырастут, выйдут замуж, заведут детей, лишь я останусь одна. Самые упорные поклонники от меня отстанут, даже Макс, родители поставят на мне крест и посоветуют посвятить себя научной карьере, раз уж личная жизнь не задается. Одни будут жалеть меня, другие удивляться, третьи дразнить «синим чулком», но никто не поймет, что я верна призраку, что я девушка-вдова! (Я вытираю слезу умиления и жалости к себе. ) А кстати, это мысль – не уйти ли в монастырь? Кто-то из девчонок рассказывал, как они ездили прошлым летом послушницами на Валаам и классно провели время…

– Гелечка, тебя к телефону!

– Ну, кто там еще? – Я неохотно оторвалась от страданий и потащилась в прихожую. – Але?

– Геля? Добрый вечер, – весьма дружелюбно произнес приятный глуховатый баритон.

– Это кто?

– Это Саша.

– Какой Саша? – не смогла сообразить я.

– Саша Хольгер, – терпеливо пояснил голос в трубке.

Меня бросило в жар и в холод одновременно.

– Извини, не узнала, наверно, что-то с телефоном, не ожидала, очень рада, как дела?!

– Дела отлично, как обычно, – слегка насмешливо ответил Саша. – Гелечка, не окажешь мне любезность? Давай сегодня встретимся и погуляем. Я хочу тебе кое-что сказать. Что-то важное.

Я ничего не ответила – ибо то, что я чувствовала, словами было невыразимо.

– Через полчасика спускайся, ладушки? Я буду ждать внизу.

– Л-ладно.

– Ну, до встречи.

В трубке раздавались короткие гудки, а я все стояла, прижимая ее к уху, и проникалась осознанием происшедшего. Это называется… нет, погодите: да это же шаг навстречу! Это не просто прорыв! Это победа!!!

Я понеслась в свою комнату, грохнулась на кровать, повалялась там, болтая ногами в воздухе и хохоча как безумная, кинулась в ванну, сгребла кучу косметики, принесла к себе, вывалила на пол одежки из шкафа, сплясала что-то латиноамериканское; слегка унявшись, метнулась к столу, сочинила стих: «Улыбка – розовый бутон – в одно мгновенье расцветет…»; сообразила, что стих не мой и даже не расстроилась; вспомнила, откуда он всплыл. Была такая персидская принцесса, которая влюбилась в придворного поэта. Когда о романе узнали, он благополучно свалил из Персии, а ее заточили в башню, где она и провела всю жизнь, сочиняя стихи о своей безнадежной любви. Ее имя, кстати, по-персидски означало «прекраснейшая из женщин». Ну, чем не я? А ну-ка, погадаем на ее стихах… Я вытащила из шкафа книжку, раскрыла наугад и прочитала:

«Кто успехом обольщался, жил в зазнайстве и

гордыне,

У дверей своей любимой, словно нищий, встанет

ныне…»

Как говорится, ни убавить, ни прибавить.

А что мне надеть на первое свидание с любимым? Помнится, я как-то придумала себе специальный наряд. Он так и назывался: «костюм для прогулки с Сашей в парке майской белой ночью, когда цветут дикие фиалки». Длинное платье декольте из шелка-сырца, колье из лунного камня, сиреневые чулки с узором в виде тюльпанов, шелковые сапоги-ботфорты на шпильках, белые перчатки и черные волосы до пояса (парик). Представив себя в подобном наряде, я почему-то слегка устыдилась. «Нет, много чести будет наряжаться», – решила я и в результате выскочила за дверь одетая, как всегда, в джинсах и свитере. Разве что чуть-чуть накрасилась и слегка облилась духами.

Саша сидел на качелях во дворе, опустив голову, что-то задумчиво вертя в руках. Увидев меня, он сразу встал и приветливо улыбнулся.

– Это тебе, – протянул он букетик ветреницы. – Прекрасно выглядишь, кстати.

«Вот это да!» – потрясенно подумала я. Это было уже даже как-то чересчур. Передо мной словно стоял другой человек.

– Не нравится? – озабоченно спросил Саша. – Прости, я торопился, не было времени поискать что-то стоящее.

– Нет, почему же, очень нравится, – пробормотала я.

Цветы мне действительно нравились. Я вообще любила ветреницу. Но почему? Точнее, зачем? Как романтична я ни была, но здравый смысл во мне еще не умер. Раньше Саша никогда ничего мне не дарил. Он вообще лишних жестов не делал без крайней необходимости. Ему, наверно, что-то от меня надо. Причем такое, что для меня крайне опасно или неприятно. Например, исследовать очередное «место смерти». Или, не дай бог, что-нибудь передать через меня Погодиной…

  95