– Что творится? – крикнул Ким.
Во дворе мгновенно установилась тишина.
– Эти бездельники чего-то от вас хотят, княжичи, – вытягиваясь, сообщил начальник караула.
– Согласно императорскому указу об очищении города от скверны, – оттараторил первый чиновник. – Пункт пятый. «Хваран, как лицо в процессе обучения входившее в общение с демонами, должен доказать, что он не одержим никаким бесом, духом или призраком, либо иным обитателем преисподней».
– Выкиньте их за ворота! – резко произнес Ким и развернулся, намереваясь уйти.
– «Доказательство невиновности осуществляется посредством испытания святой водой. Испытуемый должен окунуться в священный пруд храма Конопляного Старца, признанного праведным бессмертным…» Светлейший княжич, ну куда же вы! – жалобно взвыл чиновник, видя, что Ким вот-вот окажется вне досягаемости. – Мы же не просим вас идти и окунаться в пруд! Мы пошли вам навстречу, бадейку притащили… Просто умойтесь, этого достаточно! Это же пустая формальность! Все хвараны через нее прошли, только вы остались!
– Да как вы посмели вторгаться сюда с этой ерундой! – рявкнул кто-то из княжьих слуг.
Спор разгорелся снова. Сеннай сплюнул, подошел к бадейке и поплескал себе в лицо.
– Достаточно? – насмешливо спросил он, утираясь рукавом.
– Вполне, – ответил чиновник. – Благодарю вас за сознательность. Теперь вы, светлейший княжич Ким, и мы уходим.
Ким пожал плечами и сделал шаг вперед.
Подслеповатый с посохом неожиданно уставился в одну точку, как собака, учуявшая дичь.
– Ким, не подходи к нему! – раздался в тишине голос Мисук. – Не трогай воду, в ней яд! И держись подальше от слепого – это заклинатель!
При слове «яд» караульные дружно схватились за оружие. Слепой указал концом посоха на Мисук и что-то тихо сказал второму чиновнику. Тот удовлетворенно кивнул.
– Ага. Вот и она. Прекрасно.
Чиновник вытащил из рукава еще один свиток и зачитал:
– «Императорский указ об очищении города от скверны, пункт первый. Об очищении столицы от нечистой силы, оборотней и бесов». Княжич Ким, ваша наложница подозревается в том, что она – оборотень. Посему она так же должна пройти испытание священной водой…
– Мисук, уходи на женскую половину! – приказал Ким, и повернулся к чиновникам. – А вы – проваливайте со своей бадьей, пока целы!
– Еще чего! – гордо тряхнула головой Мисук. – Уйти и бросить тебя здесь одного? Нет уж, я докажу им, что я не оборотень. Тоже мне, заклинатель. Шарлатан! Фею от оборотня отличить не может!
В этот миг слепой точным движением швырнул горсть белого порошка прямо ей в лицо.
– Ай, жжется! – вскрикнула Мисук, схватилась за лицо… и начала исчезать.
Над двором пролетел дружный вздох. Стражники подались назад. Со всех сторон бежали слуги. Во внутренних помещениях раздавались громкие голоса.
– Пытаешься сбежать, нечисть? А не выйдет, – деловито бормотал заклинатель. – Скорее, лейте воду!
Третий чиновник опрокинул бадейку. Вода выплеснулась и волной хлынула под ноги Мисук, намочила подол. Силуэт Мисук, уже едва заметный в летних сумерках, дернулся и помутнел. На серых каменных плитах, которыми был вымощен двор, разлилось темное пятно.
– Да у них там не вода, а кровь! – воскликнул кто-то.
– Совсем немного гусиной крови! – перекрикивая поднявшийся шум, объяснял чиновник. – Буквально полтыквы на всю бадейку!
– Я тебе сейчас покажу кровь, черепаший сын! – заорал Сеннай, выхватывая меч. – Да не полтыквы, а побольше!
Свое зловещее обещание юный хваран выполнить не успел. Мисук, снова обретя плоть, издала ужасный крик и упала как подкошенная. Ким едва успел подхватить ее.
– Что вы с ней сделали?! – бледнея, крикнул он.
Чиновник с указом встретил его взгляд и попятился, но отступать было некуда – толпа окружила их и отрезала от ворот.
– Вне всякого сомнения, эта девица – нечистая сила! – спокойно ответил слепой. – Заговоренная соль, как и гусиная кровь вкупе с водой из священного пруда, оказались для нее смертельно ядовитыми.
Если бы заклинатель не был слеп, он бы увидел, как в глазах Кима вспыхнула ненависть – такая же смертоносная, как тот яд, брошенный в Мисук. Наконец с Кимом произошло то самое, чему вонхва тщетно учил братьев Енгон. Ненависть не ослепила его – наоборот, голова хварана еще никогда не бывала такой холодной и ясной. Ненависть избавила его от сомнений, развязала руки, освободила его от всего, что раньше мешало ему убивать.