- – Ветру весны за рост
- Не благодарна трава,
- За листопад на небеса
- Не станут роптать дерева.
- Кто подстегнет четыре времени года бичом?
- Для тысяч вещей положен приход и уход…
Ким замолчал и открыл глаза. Его сердце билось размеренно и спокойно. Взгляд больше не туманило бешенство, лицо покинула гримаса гнева и отчаяния; кажется, даже прибавилось сил. Решив, что в достаточной степени управляет своим телом, Ким начал с самого неотложного – мысленно потянулся к выжженному на лбу клейму, чтобы стереть его.
В лагере хваранов ему приходилось исцелять и более серьезные ранения, не только на других, но, конечно, и на себе. Боль от ожога отвлекала его, мешая сосредоточению – от нее необходимо было избавиться. Но это оказалось далеко не так просто, как он ожидал. Легчайшее мысленное прикосновение закончилось вспышкой дурманящей боли, которая едва не свела на нет все усилия обрести самоконтроль. Ким понял, что так и задумано, и новые попытки убрать клеймо лишь обессилят его.
Отогнав подступающий страх неудачи, Ким снова закрыл глаза, оставил печать в покое, и на этот раз обратил сознание вовне. Пусть он так и не научился призывать духов, зато он умеет многое другое. Например, обращаться к братьям мысленно, если они не слишком далеко. Хвараны, конечно, не смогли бы найти и позвать нужного человека за тысячи ри, как это делали настоящие колдуны, – их навыка хватало ровно настолько, чтобы не потерять друг друга в ночном лесу, – но это было гораздо лучше, чем ничего.
Проклятое клеймо и тут едва не погубило замысел Кима. Место для клейма – в центре лба, над бровями, – было выбрано так же неслучайно, как и сам знак. Императорская печать ослепила его, лишив внутреннего зрения. В какую бы сторону не обращался Ким, он видел только темноту, которую рассекали багровые сполохи боли. Но вот среди этих сполохов замерцали иные огни: вереницы молний, парящие огненные точки, что с такой легкостью превращаются в смертоносные стрелы…
– Лиу? – с надеждой окликнул Ким.
Плавный полет горящих точек замедлился…Да, это может быть Лиу! Он где-то здесь, в Небесном Городе, – может быть, в том же дворце. У него хватит власти вытащить отсюда Кима… если, конечно, сын Неименуемого захочет помочь Енгону! Ким внезапно вспомнил все то, что наговорил ему Рей, и его охватили сомнения. Словно почувствовав его неуверенность, знакомые огни отдалились, потускнели и исчезли в темноте. Ким бессильно опустил голову. По его лбу стекал пот, а ожог болел вдвое сильнее, чем раньше.
– Хорошо! – прошипел он и стиснул зубы. Проклятый Рей постарался на славу, но он еще не знает, что значит – связаться с хвараном. Печать связала его дух и лишила его возможности использовать магию, но уж власти над собственным телом у него ничто не отнимет! Ким снова закрыл глаза и сосредоточил все внимание на кистях рук. Как это делал вонхва?
– «Вот донце, а вот стенки, – прошептал юноша, вспоминая слова древнего канона Пустоты. – Между ними пустое место – не устранишь…»
Какие руки? У него их больше нет. Нет ни кожи, ни мяса, нет ни суставов, ни костей – только глина, жидкая глина…
«Исцелить себя мне печать не позволяет – а как насчет искалечить?»
Глина становилась все мягче, густыми серыми каплями стекала на пол…
Вдруг колодки стали свободными, как рукава кафтана. Ким, как в трансе, вынул из них руки и обмяк, прислонившись к стене. Кисти выглядели страшно и уродливо – так, словно в них не осталось ни единой целой кости. Боль Ким загнал глубоко внутрь и не позволял ей вырваться. «Сейчас бы лечь и уснуть – подумал он в полузабытьи. – И не просыпаться…» Но спать было нельзя – еще предстояло как-то открыть дверь…
Ким не знал, сколько времени пробыл в беспамятстве. В глаза ему ударил свет. Щурясь, он присмотрелся и увидел Сахемоти. Бог-хранитель в бледном сиянии стоял перед ним, с любопытством оглядываясь по сторонам.
– Экий отвратительный застенок! Во что превращается Небесный Город? Нет, будет великим благом смести его с лица земли… Ким, как ты умудрился освободиться из колодок? Ты же искалечил себе руки!
– А, это ты, Сахемоти… Открой мне дверь камеры, – медленно проговорил Ким. Он не был уверен, что не бредит. – Сделай так, чтобы я оказался с той стороны. Дальше я сам справлюсь.
– Куда тебе! Да ты и шага сам сделать не сможешь. К счастью, у тебя есть я. Конечно, я не всемогущ – особенно здесь, в сердце Небесного города, – но вытащить тебя отсюда сумею.