72 
«Этого вора я не знаю, – подумала она, кланяясь гостю и стараясь разглядеть его лицо, спрятанное под низко надвинутой соломенной шляпой. – Чем со мной сегодня расплатятся за кров и стол? Не храмовой ли утварью?»
– Мир сему дому, хозяйка, – раздался хрипловатый голос из-под шляпы. – Славный домишко. Тихий, уединенный. А можно ли получить в этом гадюшнике чистую комнату с жаровней и ужин не из человечины?
Старуха угодливо захихикала, обшаривая взглядом гостя, который, к слову, и не подумал снять шляпу – видно, знал, куда пришел.
«Ишь ты, не вор, – подумала она, глянув на его руки. – Неужели и впрямь монах? Не иначе как назначил свидание какой-нибудь шлюхе и думает, что здесь сможет развлечься без помех».
– Всё, что пожелает преподобный, – зачастила она, ощерив в улыбке черные зубы. – Есть прекрасная комната с жаровней, пять сортов зеленого чая и бобовая паста с грибами на ужин…
Монах хмыкнул под шляпой.
– Бобовую пасту скорми псам, – сказал он. – У меня сегодня будут важные гости. Придут поздно, ближе к полуночи.
– Приготовить стол?
– Да уж лучше не надо, – монах окинул брезгливым взглядом сумрачное помещение с паутиной по углам и сунул старухе связку медных монет. – На соседней улице я вроде как видел приличную таверну, притащи оттуда доброй еды. Только смотри мне, старуха – никакой бобовой пасты! Жареное мясо, да побольше, и рисовый самогон, да покрепче.
«Ого, монах настроен решительно. Похоже, ночка будет веселая», – отметила Прекрасная Азалия.
– На сколько гостей покупать припасы?
Почему-то этот простой вопрос заставил монаха замешкаться с ответом.
– Купи на все деньги, – решил он наконец. – Я пока и сам не знаю.
К закату все было готово: единственная гостевая комната подметена, настелены свежие циновки, накрыт стол. Монах с невозмутимым видом уселся на лучшее место и так близко пододвинул к себе жаровню, что, казалось, вот-вот подожжет себе рукава. Раздираемая любопытством Прекрасная Азалия хлопотала вокруг стола, стараясь втянуть монаха в разговор и мимоходом заглянуть ему под шляпу.
Если бы она не так суетилась, то наверняка заметила бы, что на улице творится неладное. Обычно жизнь в квартале у Северной заставы бурлит до поздней ночи, а нынче улицы подозрительно рано опустели, только болтались, залив глаза, самые горькие пьяницы. В окрестных домах капризничали дети, собаки скулили и просились под крышу. Из-под крыльца чайного домика Прекрасной Азалии вылез домовой квисин, похожий на тощую лопоухую крысу, и удрал в сторону городских ворот, испуганно озираясь. Даже цикады умолкли. Незадолго до полуночи вокруг чайного домика воцарилась тяжелая тишина.
– Что ж вы шляпу-то не снимете, преподобный? – не умолкая, болтала старуха. – Думаете, я такая любопытная? Нет, мне совсем не интересно, только о вашем удобстве и забочусь. Посетитель, так сказать, всегда прав. У меня в доме гость может быть спокоен за свою репутацию. Даже святому человеку порой надо немного развеяться, уж кому, как не мне, это понимать. Говорила ли я вам, преподобный, что в юности я была известнейшей…
Болтовню старухи внезапно прервали. Долгий заунывный вой долетел откуда-то со стороны ворот и постепенно затих вдалеке.
– Храни нас Семизвездный! – старуха побледнела. – Это еще что за напасть?
– Пес где-то воет, – равнодушно отозвался монах.
– Люди говорят, если в небо воет, то к пожару. А если в землю – то к смерти. Тьфу, тьфу, нечисть…Ой, опять!
Вой донесся снова, на этот раз ближе. Многоголосый, наводящий жуть. Снаружи послышался звук шагов, и в дверь поскреблись.
– А вот и гости. Слышишь, хозяйка?
Совсем недавно старуха лопалась от любопытства, а теперь ей почему-то совсем расхотелось открывать. «Надо было сразу выставить этого монаха», – с раскаянием подумала она.
– Мне что, самому открывать? – недовольно спросил монах.
– Сейчас, уже иду….
С замирающим сердцем Прекрасная Азалия отворила дверь, сама не зная, кого увидит, но заранее страшась – и попятилась, не находя слов от изумления. Перед ней стояла женщина в великолепном одеянии из алого и черного шелка. Полы и рукава платья были так пышны, что едва проходили в дверь, а вычурная, украшенная гребнями, шпильками и подвесками прическа доставала до потолка. Лицо женщины было скрыто за расписным веером. Рисунок на веере, как и вызывающе яркая расцветка платья ясно указывали на статус гостьи.
72 
