очень нудно 
45 
— Так все райдены и сгинули, испытывая друг друга, — кивнул Вяйно. Прозрачный намек Тииры вызвал у него только горькую улыбку.
— И что дальше было? — с любопытством спросил Калли.
— Люди болтали о чудовище невесть что: дескать, оно и трехглавое, и крылатое, и огнедышащее, вместо перьев у него острые клинки, а крик сводит с ума. Вылетело из грозовой тучи, свило себе гнездо на Браге, а потом слетело вниз, к озеру, и давай пировать.
— Что-то я такое слышал, — сказал Вяйно. — А как было на самом деле?
— Крикуны, как водится, всё переврали, — продолжал Тиира. — Не было никакого трехголового чудовища. Пришел я на озеро, смотрю — деревня уже догорает, живых не осталось, и никого там нет, кроме той хищной твари. Крови напилась, убийствами насытилась, крылья раскинула — отдыхает. Я ее, конечно, сразу узнал. Не из тучи она явилась, а прямиком из Похъёлы.
— Верно ли я тебя понял? — спросил Вяйно. — Это был тун?
— Он самый. Точнее, она. Тиира тяжело вздохнул:
— Мне повезло, что она устала и опьянела от человечины, иначе бы никогда мне с ней не справиться. После долгой борьбы мне удалось прогнать ее из деревни. Тварь сбежала на Браге. Она так опилась крови, что едва могла лететь, — будь я лет на пятьдесят помоложе, просто снял бы ее из самострела. Взошли мы на Браге, и там… Ох тяжко мне все это рассказывать, брат райден. После той битвы со мной случилось что-то недоброе. Словно я сам теперь вроде тех мертвецов, что мои ворота по ночам глодают. Вроде всё как раньше, а иногда кажется — пелена глаза застлала. Смотрю на одно — вижу другое. Вот ты пришел, а я тебя не признал…
— Ты говори, говори, — мягко сказал Вяйнемейнен.
— Ты бывал на Браге? Там наверху круглая поляна, а на ней — кольцо камней. Хороший рунный круг, я им сам нередко пользовался. Тварь вошла в него — и исчезла, скрылась из этого мира. Но в старые времена удрать от меня было непросто. Мы летели в полной темноте до самого утра, а когда рассвело, я увидел, что внизу — море. Тварь летела все медленнее, и я был уверен, что вот-вот ее нагоню. Но потом вдалеке показался остров — одинокий пик посреди моря, вершиной уходящий в облака…
Голос Тииры снова задрожал.
— Ох, желал бы я его забыть! Первое, что я увидел, — тучи чаек. Кружатся, кричат, как обезумевшие, бросаются на скалы, падают в волны — все камни в белых перьях и кровавых пятнах. Когда-то на острове росли сосны, но все они словно засохли в одночасье. Одни свалились на скалы, в прибой, и громоздились там, как непогребенные трупы, другие так и стояли, словно мертвецы в дозоре. Берег усыпан человеческими костями. Только одно там было живое, страдающее, могучее и страшное — сама скала. Она тянула меня к себе, как рыбак тащит рыбу сетью. Летучая тварь безрассудно устремилась прямо к ней. Я попробовал сопротивляться, но почувствовал, что скала вытягивает душу из моего тела. Меня охватила смертная тоска. Я чувствовал, что ослеп и оглох и больше себе не подчиняюсь. Тут силы покинули меня, и, не долетев до острова, я упал в море.
Когда я очнулся, вокруг была только вода, а никакого острова не было и в помине. К счастью, Лесной Хозяин, господин Тапио, решил мне помочь, уж не знаю почему. Сначала он послал мне сосновый ствол, за который я уцепился, а потом — сильнейшее течение, которое повлекло меня неведомо куда. Течение прибило сосновый ствол к незнакомому пустынному берегу, сумрачному и неприветливому. Думаю, то был берег Маналы. Но мне и того было довольно: чуть отдышавшись, я начертил на песке рунный круг и каким-то чудом смог вернуться обратно на гору Браге.
Тиира снова испустил глубокий вздох.
— Несколько дней спустя я вернулся на гору и захотел вновь отправиться на поиски туна, но не смог пройти через круг. Мои чары оказались бессильными. Я пытался снова и снова, пока не почувствовал, что схожу с ума. Тогда я покинул гору Браге и больше туда не приходил.
«Его чары тут ни при чем, — подумал Вяйно. — Некто просто запечатал круг, чтобы Тиира не мог попасть туда, куда не следует. А потом принялся за него самого…»
— Почему ты решил, что тебе помог именно Тапио?
— Он сам назвал свое имя, когда я вырезал его идол из соснового корня.
В избе воцарилась тишина. Калли с уважением глядел на косматого старикашку, который поначалу показался ему таким жалким. Вяйно сохранял спокойствие, но в душе он был поражен не меньше Калли. «Живая скала, уходящая в небо! Куда же это тебя занесло, бедняга? Точнее — куда тебя заманили туны?»
45 
