Последние отзывы

  78  

— Меня интересует именно этот дом. Во всяком случае, до того, как принять решение, я хочу поговорить с норвежцем.

— Это, конечно, ваше право. «Тургейр Лангоос зовут его».

Последнюю фразу он пропел на мотив из «Риголетто»: «Спарафучиль зовут меня». Линда отметила, что у него красивый голос. Он поднялся, вышел в соседнюю комнату и вернулся с открытой папкой в руках.

— Тургейр Лангоос. Пишется через два «о». Родился в месте под названием Бэрум, сорока трех лет отроду.

— А где именно в Норвегии он живет?

— Нигде. Он живет в Копенгагене.

Туре Магнуссон положил перед Линдой папку, чтобы она тоже могла прочитать. Недергаде, 12.

— И что он собой представляет?

— А почему вы интересуетесь?

— Хочу понять, есть ли смысл ехать в Копенгаген.

Туре Магнуссон снова откинулся на стуле.

— Видите ли, я всегда пытаюсь понять человека. В моей работе это совершенно необходимо. Прежде всего надо научиться отсекать тех, кто терзает маклеров, требует подробно все показать и рассказать, но дом не купит никогда. Есть такая категория. Тургейр Лангоос был очевидно настроен на сделку, это было заметно, едва он переступил порог. Очень любезен. Дом он уже присмотрел. Мы поехали туда, он обошел строение, не задав ни одного вопроса. Мы вернулись сюда, и он достал пачку банкнот из дорожной сумки через плечо. Это необычно. Я сталкивался с такой формой оплаты всего два раза в жизни. Один из наших богатеньких теннисистов приехал с чемоданом, набитым сотенными бумажками, и купил здоровенную усадьбу в Вестра-Вемменхёг. Насколько я знаю, он там даже не был ни разу. Потом была еще пожилая и очень эксцентричная вдова какого-то резинового сапога. Привезла с собой слугу, он и платил. Там речь шла о маленьком и довольно уродливом домишке по дороге в Рюдсгорд, где когда-то жил ее отдаленный родственник.

— Что значит — вдова резинового сапога?

— У мужа была сапожная фабрика в Хёганесе. Но до Дункера в Хельсингборге ему было далеко.

Линда понятия не имела ни о каком Дункере. Она записала адрес в Копенгагене и собралась уходить. Туре Магнуссон поднял руку:

— У меня осталось от него немного странное впечатление, но я не особенно хорошо его помню — сделка завершилась очень быстро.

— А что?

Туре Магнуссон медленно покачал головой.

— Трудно сказать. Я обратил внимание, что он все время озирался. Как будто беспокоился, что за спиной у него кто-то, с кем ему вовсе не хотелось бы встречаться. Пока мы здесь сидели, он несколько раз выходил в туалет. Когда возвращался, у него блестели глаза.

— Плакал он, что ли, в туалете?

— Нет. Он был как бы под действием чего-то.

— Пил?

— Не знаю. От него не пахло. Может быть, пил водку.

Линда пыталась выдумать еще хоть какой-нибудь вопрос.

— Но, во всяком случае, он очень любезен, — прервал ее раздумья Туре Магнуссон. — Может, он и продаст вам дом.

— А какой он?

— Я же сказал — очень любезный. Но вот глаза… Не только странный блеск. Они какие-то… колючие, что ли. Вероятно, найдутся люди, кому его взгляд покажется угрожающим.

— Но он не угрожал?

— Еще раз повторю — очень и очень любезен. Идеальный клиент. Я пошел и купил бутылку дорогого вина в тот вечер, после завершения сделки. Прекрасный был день, сделка для меня получилась очень выгодной, а трудиться почти не пришлось.

Линда попрощалась и покинула контору. Еще только один шаг, подумала она. Съезжу в Копенгаген и найду Тургейра Лангооса. Зачем он мне, я и сама не знаю. Она повторяла, как заклинание: ничего странного, что Анны нет. Ничего странного, что Анны нет. Она вовсе и не исчезала, просто куда-то уехала, забыв меня предупредить. Все это происходит оттого, что мне не терпится начать работать.

Она поехала в Мальмё. У поворота на Егерсро и Эресундский мост она решила сделать один визит. Она нашла виллу, припарковалась у забора и открыла калитку. Во дворе стояла машина — наверное, дома кто-то есть. Она уже подняла руку, чтобы нажать кнопку звонка, но что-то ее остановило. Вместо этого она обошла дом, открыла дверь в зимний садик и пошла к остекленной веранде. Сад был прекрасно ухожен, гравий на дорожках тщательно выровнен — виднелись следы грабель. Дверь из дома на веранду приоткрыта. Она прислушалась. Все тихо. Но кто-то был дома — иначе дверь была бы закрыта. Те, кто здесь живет, большую часть своей жизни посвящали запиранию дверей и проверке сигнализации. Она вошла в дом. Картину над диваном она помнила с детства — большой коричневый медведь, медленно разлетающийся на куски в пламени взрыва. Отвратительная картинка, с годами она не стала ни приятней, ни интересней. Она вспомнила, что отец выиграл ее в какую-то лотерею и подарил Моне на день рождения. На кухне что-то зазвенело. Линда пошла туда.

  78