22 
— Милорд?
— Да? — откликнулся он, поворачиваясь к ней.
— Могу я остаться с вами на всю ночь? Холод и буря страшат меня.
— Да, можешь остаться.
Грэлэм почувствовал, как ее ловкие пальцы пробежали по его груди, поросшей густыми волосами.
— Не думай, что я оставлю тебя в покое. Возможно, тебе не удастся уснуть этой ночью. Мой аппетит задремал ненадолго.
Нэн хихикнула и, вытянувшись, легла с ним рядом, обвивая его руками. «Я угодила ему, — думала она. — Теперь счастье мне не изменит». В темноте молодая женщина улыбалась, представляя, какие кислые взгляды будет бросать на нее леди Бланш. Старая сука не посмеет больше и прикоснуться к ней.
— Ну, Грэлэм, — герцог Корнуоллский поднес ко рту кубок с вином, — я углядел здесь несколько брюхатых бабенок.
— Вы хотите знать, мое ли семя прорастает у них в животах?
Герцог пожал плечами.
— Это не имеет значения. Значение имеет только одно — чтобы у тебя остались законные наследники, а не бастарды.
— Ах, — сказал Грэлэм, кисло улыбаясь, — я все ждал, когда же вы мне сообщите о подлинной причине вашего визита в Вулфтон. Это, конечно, вовсе не значит, что я не рад приветствовать вас здесь.
На мгновение герцог умолк. Они остались одни в большом зале и теперь сидели перед умирающим огнем друг против друга. С огромных столов на козлах уже убрали остатки пищи, которая прежде была навалена горами. Жонглеры, нанятые Грэлэмом, мирно почивали, как и все люди Грэлэма и герцога.
— Я получил известия от Эдуарда, — сказал герцог. — Он и Элинор все еще в Сицилии. Я несу ответственность за его детей, пока они в отлучке, а Англия расплачивается за его, любовь к приключениям, расплачивается звонкой монетой.
— Я ведь уже внес свою долю, верно?
— Да, сынок.
— Все это потому, мой герцог, что король полагается на вашу силу и чувство чести. Эдуарду нет нужды возвращаться в Англию и сражаться за свой трон. Бароны довольны. Англия живет в мире. Он узнал горечь разочарования в Святой Земле, и если ему хочется путешествовать, чтобы ублаготворить себя и собраться с силами, пусть путешествует.
Герцог вздохнул и поднял руку, испещренную старческими пигментными пятнами.
— Все так, — согласился он, — Эдуард вырос и стал прекрасным и достойным мужем. Люди следуют за ним, доверяют ему. Когда-то я опасался, что он останется слабым и нерешительным, как его бедный отец.
Грэлэм спокойно ответил:
— Как вы ни ненавидели Саймона де Монфора, но ведь от него Эдуард научился искусству управлять страной. Потому-то мы и не дрогнули в Святой Земле. Теперь уже ни у кого нет сомнений в том, что Эдуард может быть королем и ему можно доверять и подчиняться. К тому же он отважный воин.
— Знаю.
Герцог покачал седой головой.
— Я состарился, Грэлэм, и меня очень утомила ответственность.
— А я все еще утомляю вас разговорами, хотя уже глубокая ночь. Может быть, милорд, — предложил Грэлэм, блестя темными глазами, — прежде чем вы отправитесь на покой, вы мне скажете, какова причина вашего визита.
— Я нашел тебе жену, — произнес герцог, испытующе глядя рыцарю в глаза.
Грэлэма не удивили эти слова. За последние пять лет герцог Корнуоллский несколько раз предлагал ему в жены богатых наследниц. Он склонил голову, глядя на герцога, и ничего не ответил.
— Ее зовут Джоанна де Морлэ, она дочь графа Лестера. Молода, миловидна, богата, но что важнее всего, кажется, сможет быть хорошей матерью и даст тебе потомство. На этот раз ты женишься, Грэлэм де Моретон, и породишь детей, которые унаследуют Вулфтон.
Грэлэм продолжал безмолвствовать, глядя на пепел в камине.
— Ты все еще думаешь о дочери сэра Ричарда де Эвенилла, а?
— Нет, — ответил рыцарь. — Разве вы забыли, милорд, что леди Чандра вышла замуж за сэра Джервэла де Вернона? Он не такой, как я, сумел ее укротить. И, к моему величайшему облегчению, мы расстались друзьями.
— Я об этом слышал, — сухо ответил герцог. — Вернемся к разговору о леди Джоанне. Не будешь же ты отрицать, что тебе нужны наследники?
— Нет, — не спеша согласился Грэлэм, думая о своей второй жене, умершей через несколько часов после свадьбы.
— Или есть еще какая-нибудь леди, привлекшая твое внимание?
Де Моретон улыбнулся, уловив нетерпение в голосе герцога.
— Нет, — признался он, пожимая плечами. — Но жена — это бремя, милорд герцог, такое бремя, что при мысли о нем у меня все холодеет внутри.
22 
