23 
— Кое-что, — вдруг сказал он. Щеки его порозовели. — Мне снилось, что я нашел удобное теплое местечко. И я злился, что не могу от души подрыхнуть.
— Почему?
— Потому что меня тошнило.
— Тебя часто тошнит?
— Никогда.
— А сны о том, что тебе тепло, когда-нибудь раньше снились?
— Слушай, если бы мне такое снилось, я бы жил в Перу.
— У тебя есть шило?
— Нет. Может, мне дал его тот тип. Или я его спер. Почем мне знать? Наверное, я и правда убил бедную девчонку этой штукой. Может, она упала на дороге, а я принял ее за большого медведя, кто знает?
— Ты в это веришь?
— Но отпечатки-то остались. А я был рядом.
— А почему ты оттащил медведя и велосипед в поле?
— Поди разберись, что происходит у алкаша в голове. Я ведь почему убиваюсь — не люблю делать людям плохо. Я и животных-то не трогаю, так с чего бы мне убивать людей? Даже медведей? Вряд ли я боюсь медведей. Говорят, в Канаде их полно. Они по помойкам шарят, как я. Хотел бы я посмотреть, полазить с ними по помойкам.
— Ветийе, если хочешь знать все о медведях…
Адамберг наклонился к его уху.
— Ничего не говори, ни в чем не признавайся, — прошептал он. — Главное, не говори правду. Тверди, что потерял память. Пообещай мне.
— Эй! — крикнул бригадир. — Простите, комиссар, но с заключенными шептаться запрещено.
— Извините, бригадир. Я ему рассказывал неприличную историю о медведях. У него не так много развлечений.
— Хоть вы и комиссар, но правила есть правила.
Адамберг глазами спросил Ветийе: «Ты понял?» Тот кивнул. «Обещаешь?» — беззвучно произнес Адамберг. Кивок, прямой взгляд. Этот парень дал ему фляжку, значит, он — друг. Адамберг поднялся и, выходя из камеры, тронул его рукой за плечо: «Ухожу, рассчитываю на тебя».
По дороге в кабинет бригадир спросил Адамберга, может ли он услышать историю про медведя. Адамберга спасло появление Трабельмана.
— Ваши впечатления? — спросил Трабельман.
— Болтливый.
— Да что вы? Надо же, а со мной говорить не пожелал. Он какой-то вялый.
— Даже слишком. Не обижайтесь, майор, такого алкоголика, как Ветийе, опасно резко лишать спиртного. Он может сдохнуть.
— Знаю, комиссар. Ему дают выпить три раза в день, когда приносят еду.
— Так утройте дозу. Поверьте, это необходимо.
— Хорошо. — Трабельман не обиделся. — Что нового вы узнали? — спросил он, садясь за свой стол.
— Он умный и добрый человек.
— Согласен. Но он алкоголик, и этим все сказано. Мужики, которые с пьяных глаз бьют жен, в трезвом виде могут быть чистыми ягнятами.
— Но у Ветийе нет уголовного прошлого. Он даже ни разу не подрался, так? Это подтвердили коллеги из Страсбурга?
— Да. Проблем у них с ним не было. Пока он не слетел с катушек. Вы что, поверили ему?
— Я его выслушал.
Адамберг передал Трабельману свой разговор с Ветийе, опустив лишь деталь с фляжкой.
— Вполне вероятно, — заключил он, — что Ветийе везли на машине, на заднем сиденье. Ему было тепло, удобно, но его тошнило.
— И вы «домыслили» машину, поездку, водителя по «ощущению тепла»?
— Да.
— Это смешно, Адамберг. Вы похожи на парня, достающего кролика из пустого цилиндра.
— Но ведь получается!
— Может, вы думаете о другом бродяге?
— О бродяге, который пил из собственной бутылки и стаканчика. О бродяге из «бывших». О старике.
— Все равно он бродяга.
— Возможно, но не убежден.
— Скажите, комиссар, за всю вашу карьеру кому-нибудь удавалось заставить вас изменить мнение?
Адамберг секунду добросовестно размышлял.
— Нет, — наконец сказал он с сожалением в голосе.
— Этого-то я и боялся. Позволю себе заметить, у вас «эго» размером с этот стол.
Адамберг прищурился.
— Я не хотел вас обидеть, комиссар. Насколько мне известно, у вас есть куча теорий, в которые никто не верит, и вы притягиваете факты за уши, чтобы доказать свою правоту. Признаю — в вашем анализе много интересного. Но вы не принимаете во внимание иное мнение, вы никого не слышите. А у меня есть пьяница, которого задержали в трех шагах от жертвы, орудие убийства и отпечатки.
— Я понимаю вашу позицию.
— Но вам на нее плевать, вы стоите на своем. Другие могут катиться ко всем чертям вместе со своей работой, мыслями и впечатлениями. Скажите мне вот что: на улицах полно убийц, у нас куча нераскрытых дел, это мое дело — не ваше, так почему вы в него вцепились?
23 
