128 
Они сердечно обнялись на прощание — и вот уже ветер раздувает парус, и лодка легко убегает по синей воде туда, где озеро встречается с небом…
Вяйно постоял на мостках, провожая их взглядом, а потом неторопливо побрел обратно на гору.
В избе было по-весеннему солнечно и непривычно пусто. Вяйно сел на лавку и вздохнул, чувствуя себя совсем старым и дряхлым.
«Эх, сейчас бы встретиться с Тиирой! — подумал он. — На стариковские болячки друг другу пожаловаться за кружкой пива…»
Вяйно посмеялся своим мыслям, встал и вышел на крыльцо. Дверь он запирать не стал — только прикрыл ее — и пошел на самую вершину горы, где в заповедной рощице прятался его рунный круг. С собой он взял только кантеле. Не то чтобы оно было нужно, но расстаться с ним Вяйно не смог.
Не много времени понадобилось ему, чтобы разжечь в круге костер и вырезать на плоских дощечках имена трех старших рун, которые редко осмеливаются использовать для обыденного гадания. «Укко» — Дар Превращения, «Унтамо» — Тайное Знание, «Ильматар» — Небесная Любовь…
Когда дощечки охватило пламя, костер взвился выше деревьев, и в огне появилась девочка лет десяти в праздничном уборе.
— Пошли, сынок, — позвала она Вяйно, протягивая ему из пламени руки.
Вяйно без колебаний шагнул к ней.
Пламя охватило его, но он не ощутил боли. Мать-богиня крепко держала его за руку, и Вяйно чувствовал себя так, словно у него за спиной расправляются невидимые крылья. Уходила стариковская немощь, сгорала в пламени, будто ее и не было, а вся его долгая жизнь ему только приснилась. Вяйно казалось, что он выше гор, легче облаков, сильнее земли и быстрее ветра…
Будущее и прошлое разворачивались перед ним одновременно. Он видел весь поход в Похъёлу от начала до конца, видел битву за сампо, гибель Ахти и поражение Калмы. Он видел, как постепенно оскудевает Похъёла, погрязшая в междоусобных склоках за верховную власть, видел угасание и вырождение знаменитого колдовства тунов. Калма, потерявшая сампо, загнанная в прежние пределы своей власти, махнула рукой на свои создания, которые ее так разочаровали, — и они зачахли без ее поддержки. Вскоре тунов ждал еще один удар — отделение саамских племен. Теперь они свободны от дани, в том числе и от кровавой. Но кто возглавит эту освободительную войну? Это же Йокахайнен из рода Железного Ворона, вождь большого племенного союза и знаменитый чародей — тот самый Йокахайнен, который решил было никогда не возвращаться в «земли рабов»…
Вяйнемейнен отчетливо видел и судьбу несчастного Калли — судьбу, о которой было впоследствии сложено столько сказаний, что сама история о Резне Унтамо стала к ним всего лишь предисловием. Отзвуки этих сказаний во множестве вплелись в будущее, в устрашение и назидание всем безрассудным мстителям — как знак того, что древний закон «око за око» больше не угоден богам. Калли был проклят с того самого мгновения, когда принял решение мстить за смерть отца всем потомкам его убийцы. С тех пор каждое его благое начинание было обречено на неудачу. Несколько лет подряд он пытался вернуть себе отцовские владения, едва не начав новую междоусобицу, и спустя несколько лет стал настоящим изгоем и самым ненавистным человеком во всех землях карьяла. А единственное близкое ему существо — сиротка-знахарка, которую он впоследствии взял в жены, — оказалась его родной сестрой. Когда она узнала об этом, то покончила с собой, бросившись в омут вместе с новорожденной дочерью. Калли, похоронив их и вернувшись на старое пепелище, в черном отчаянии проклял всё на свете и тоже убил себя, бросившись на меч…
Стоя в волшебном огне рука об руку с богиней-матерью, Вяйно видел и развалины селения рода Калева. Много лет они стоят пустые, лес постепенно подбирается к ним, весенние травы укрывают кости и пепел, а в домах хозяйничают мыши и белки… Но вот однажды туда возвращается Ильмаринен с семьей. Теперь он глава рода и вдобавок умелый кузнец — овладел новым ремеслом на Лосином острове. Он приводит с собой множество бывших жителей Калева. Это дети, которых плачущие матери увозили на лодках в страшную ночь мести Калли. Теперь они выросли и решили вернуться. Кто-то, конечно, остался с новой родней на Лосином острове, полюбив рыбную ловлю и дальние походы… Да и не каждый захотел вернуться на проклятую землю, на которую обрушился гнев Тапио. В любом случае, Калева — пока всего лишь бедные выселки. Но Ильмо идет на холм, где всё еще стоит покосившийся обожженный идол, и зарывает у его подножия расписную крышку сампо.
— Сампо я подарил морю, — говорит он, — а крышку его дарю земле карьяла! Пусть здесь родится источник благ для людей и богов, пусть сойдет на них благословение того Неведомого, что выше небес! И пусть род Калева живет вечно, в мире и достатке…
А в бывшей избе Вяйно теперь храм. Не святилище предка-покровителя и не алтарь в память о старом колдуне, добром, хоть и беспокойном соседе, — а храм в честь нового бога, покровителя всей карьяльской земли.
Костер сияет так, словно на горе зажглась новая звезда. Перед Вяйно открываются сотни невидимых путей во все миры. Он поднимает глаза к небу — Голубые поля ждут его, словно и не было никакой преграды… В небе сияет семицветная Борозда Укко — не граница больше, а удобная тропа… Теперь ничто не помешает Вяйно бродить по этим небесным дорогам туда, куда он сам пожелает.
128 
