очень нудно 
39 
— Слюна собаки — это антисептик.
— А я и не знал, — сказал Адамберг, перебинтовывая раны полосами ткани, оторванными от плаща.
— Ты, похоже, мало чего знаешь.
— А ты? Ты знаешь, сколько рук у Шивы? Я как минимум знал, что сегодня вечером ты будешь здесь. Сейчас я тебя понесу, постарайся не орать.
— Я подыхаю от жажды.
— Потерпи.
Адамберг устроил Эмиля на заднем сиденье, осторожно вытянул его ноги.
— Знаешь что? — сказал он. — Мы возьмем с собой пса.
— Угу, — ответил Эмиль.
Адамберг проехал с погашенными фарами пять километров, потом остановился на развилке, не выключая мотор. Он откупорил бутылку с водой — и внезапно передумал.
— Я не могу дать тебе пить, — сказал он. — А вдруг у тебя пробит желудок?
Адамберг включил сцепление и выехал на автостраду.
— До больницы в Шатодёне еще двадцать километров. Как думаешь, продержишься?
— Заставляй меня говорить. А то все кружится.
— Смотри все время вперед. Ты хоть немного разглядел парня, который в тебя стрелял?
— Нет. Стреляли из-за водонапорной башни. Он поджидал меня там, это ясно как день. Я тебе сказал: четыре пули, и только две попали в цель. Это не профессионал. Когда я упал, то услышал, как он подбежал ко мне. Я притворился мертвым, он попытался прощупать пульс, проверить, угрохал меня или нет. Он паниковал, но вполне мог на всякий случай всадить в меня еще две пули.
— Говори помедленнее, Эмиль.
— Угу. К перекрестку подъехала машина, он испугался и улепетнул, как заяц. Я выжидал, не двигался, потом пополз к ферме. Не хотел, чтобы Купидон, если я сдохну, ждал меня десять лет. Ждать — это не жизнь. Я не знаю, как тебя звать.
— Адамберг.
— Ждать, Адамберг, — это не жизнь. Тебе уже приходилось ждать? Ждать долго?
— Думаю, да.
— Женщину?
— Думаю, да.
— Ну так это не жизнь.
— Это не жизнь, — согласился Адамберг.
Эмиль вздрогнул и оперся о дверцу.
— Осталось всего одиннадцать километров, — сказал Адамберг.
— Ты говори, а у меня что-то уже не очень получается.
— Не уходи. Я буду задавать вопросы, а ты отвечай «да» или «нет». Как в игре.
— Наоборот, — выдохнул Эмиль. — В игре нельзя говорить «да» и «нет».
— Ты прав. Этот парень явно поджидал тебя. Ты кому-нибудь говорил, что едешь на ферму?
— Нет.
— Никто, кроме старика Воделя и меня, не знал про это место?
— Нет.
— Но ведь Водель мог рассказать кому-то про твоего пса? Сыну, например?
— Да.
— Ему нет смысла тебя убивать, потому что в случае твоей смерти он не получит твою часть наследства. Так написано в завещании.
— Он в злобе.
— На тебя? Конечно. А сам ты написал завещание?
— Нет.
— Некому наследовать твое имущество? Детей у тебя точно нет?
— Нет.
— Старик ничего не передавал тебе на хранение? Какой-нибудь документ, папку, исповедь или покаянное письмо?
— Нет. А за тобой тоже могли проследить, — с трудом проговорил Эмиль.
— Только один человек знал, что я еду сюда, — возразил Адамберг. — Это старый испанец, у которого только одна рука и нет машины. Кроме того, в тебя стреляли раньше.
— Да.
— Осталось три километра. За тобой тоже могли следить, с того момента, как ты оказался возле больницы в Гарше. Там были три полицейские машины, каждый бы догадался, что ты где-то поблизости. Ты прятался в больнице?
— Два часа.
— Где именно?
— Где скорая помощь. В комнате ожидания, вместе с другими.
— Неплохое укрытие. А ты не заметил слежки, когда вышел оттуда?
— Нет. Хотя сзади вроде ехал мотоцикл.
Адамберг остановился перед входом в отделение скорой помощи, толкнул желтую пластиковую дверь, окликнул усталого интерна и вынул свое удостоверение, чтобы ускорить дело. Четверть часа спустя Эмиль лежал на каталке, из руки торчал катетер с отходящей от него трубкой.
— Мы не можем оставить здесь собаку, месье, — сказала сестра, передавая Адамбергу вещи Эмиля, свернутые и уложенные в пакет.
— Знаю, — ответил Адамберг и взял Купидона, который успел улечься на ногах Эмиля. — Слушай внимательно, Эмиль: никого к себе не пускай. Ни одного человека. Я предупрежу в приемном отделении. Где хирург?
— В операционной.
— Скажите ему, чтобы обязательно сохранил пулю, которую вынет из бедра.
— Секунду, — сказал Эмиль, когда его собрались увозить. — На случай, если я загнусь. Водель просил меня кое-что сделать, когда он умрет.
39 
