очень нудно 
48 
Синьорина подошла и уселась на соседний стул.
– Нет. Чезаре сказал, что это копия. Но ему не хотелось бы, чтобы кто-нибудь узнал о том, что он послал ее нам.
Брунетти хотел было что-то сказать, но его прервал бодрый голос диктора, который, изложив известные на тот момент факты, касавшиеся похищения Роберто, объявил, что их съемочная группа подготовила для своих телезрителей эсклюзивный материал – публичное обращение отца жертвы, графа Лудовико. Пока на экране мелькали до боли знакомые виды Венеции, растиражированные на почтовых открытках, диктор пояснил, что обращение было записано сегодня днем и что оно будет транслироваться исключительно по их телеканалу в надежде, что злоумышленники услышат мольбу убитого горем отца. И, пока диктор передавал эфир съемочной группе в Венеции, на экране появилась заставка – фасад Сан-Марко.
В широком коридоре с мраморным полом палаццо Лоренцони, как догадался Брунетти, стоял человек в черном костюме с серьезным выражением лица. За его спиной виднелись те самые массивные двери орехового дерева, за которыми Брунетти уже имел удовольствие побывать. Он кратко изложил то, что уже было сказано студийным диктором, и, повернувшись, открыл одну из створок: камера на миг дала крупный план открывшейся двери, затем начала потихоньку наезжать на графа Лудовико. Он сидел за письменным столом, который Брунетти почему-то не запомнил.
Граф сидел, опустив взгляд на свои руки, покоившиеся на столе; когда камера приблизилась к нему, он поднял глаза и посмотрел прямо в объектив. Прошло несколько секунд, прежде чем был выбран нужный ракурс, и граф начал говорить:
– Я обращаюсь к тем, кто несет ответственность за исчезновение моего сына Роберто, и прошу их внимательно меня выслушать. Я готов отдать любые деньги, лишь бы Роберто вернулся домой, но не могу этого сделать, потому что все мои вклады заморожены и у меня нет к ним доступа; а это значит, нет никакой надежды собрать требуемую сумму – ни здесь, в Италии, ни за рубежом. Если бы это зависело от меня, то, клянусь честью, я, не теряя ни минуты, немедленно сделал бы это и с радостью отдал бы эти деньги, лишь бы вернуть Роберто.
Граф сделал паузу и снова уставился на свои руки. Затем поднял взгляд и посмотрел в объектив:
– Я прошу этих людей сжалиться надо мной и моей женой, которая присоединяется к моей мольбе. Я взываю к их чувству сострадания и прошу проявить милосердие и отпустить моего сына. Если они захотят, я охотно поменяюсь с ним местами: пусть только скажут, что надо делать, и я с радостью сделаю все, что они пожелают. Они известили меня, что свяжутся по телефону с одним из моих знакомых, однако имени его не назвали. Все, что им нужно сделать, это связаться с этим человеком и оставить подробные инструкции. Что бы они ни потребовали, клянусь, я с радостью это сделаю, если буду уверен, что это поможет мне вернуть моего мальчика.
Граф опять замолчал, но на этот раз молчание длилось недолго.
– Я взываю к их чувствам и молю о сострадании, прошу пожалеть меня и мою жену. – Граф замолчал, но камеру не выключили до тех пор, пока он не метнул взгляд куда-то влево, а затем снова не уставился в объектив.
Экран начал темнеть; через пару секунд на нем снова появился диктор, который из студии напомнил телезрителям, что это был эксклюзивный материал их телеканала, и добавил, что все, кто располагает какой-либо информацией о похищении Роберто Лоренцони, могут связаться со студией, позвонив по такому-то номеру. Вероятно, поскольку это была копия, номер на экране так и не появился.
На этом запись прервалась, и экран потемнел.
Брунетти поднялся со стула и, подойдя к телевизору, убрал звук. Затем он нажал кнопку перемотки и подождал, пока пленка не остановится. Услышав щелчок, он повернулся к синьорине Элеттре:
– Ну, что вы думаете?
– Я была права по поводу грима, – отозвалась она.
– Точно, – согласился Брунетти, – что-нибудь еще?
– Особенности речи?
– Вы имеете в виду то, что он обращался к похитителям в третьем лице, называя их «они», а не «вы»? – уточнил Брунетти.
– Да, это показалось мне странным, – кивнула она, – но, может статься, ему было трудно обращаться к ним напрямую, учитывая то, что они сделали с его сыном.
– Возможно, – согласился Брунетти, пытаясь представить себе, как бы он сам вел себя в подобной ситуации, наихудшей из всех возможных.
Брунетти снова включил магнитофон, на этот раз без звука.
48 
