ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>

Королевство грез

Очень скучно >>>>>

Влюбленная вдова

Где-то на 15 странице поняла, что это полная хрень, но, с упорством мазохостки продолжала читать "это" аж до 94... >>>>>

Любовная терапия

Не дочитала.... все ждала когда что то начнётся... не понравилось >>>>>

Раз и навсегда

Не понравился. Банально, предсказуемо, просто неинтересно читать - нет изюминки. Не понимаю восторженных отзывов... >>>>>




  85  

Зализа отступил к окну, толкнул створку ставня, развернул свиток.

— Что там, Семен? — с тревогой спросила супруга.

— Все хорошо, пишет, — кивнул опричник. — Пишет, царь все мои деяния одобряет, про меня помнит, и имя сам называл… Про сечу сию известия ужо дошли, и скромность моя удивляет…

Зализа запнулся, перечитал неожиданное место еще раз, и на губах его появилась улыбка, которая становилась все шире и шире, растягивая бороду и усы до такого состояния, что лицо стало напоминать до предела счастливую морду обожравшегося свиной печенкой кота.

— Зимой нынешней поразила нашего любимого государя Иоанна Васильевича, — начал зачитывать вслух Зализа, — черная горячка, от которой он совсем обессилел и слег, и вскорости стал совершенно плох. Дьяк посольский Михаил предложил царю совершить духовную, дабы страну без властителя не оставить и смуту новую не разводить. Царь наш, государь, отписал завещание, объявив сына своего Дмитрия новым властителем. Надлежало честным боярам и князьям немедля присягнуть наследнику, но многие этого делать не хотели. Иоанна Васильевича ужо оплакивали. Никто слышать его слова не желал. Все забыли священный долг: кричали, спорили над самым одром безгласно лежащего больного. На следующий день Иоанн вторично созвал бояр и приказал им присягнуть своему сыну. Многие присягнули, а многие отказывались волю умирающего исполнить. Бояре хотели возложить венец на его брата Юрия, ибо этот несчастный князь был обижен природой, и вольницы их ограничить ничем не мог. И такое потрясение измена боярская в душе государя Иоанна Васильевича возымела, что он, уже дары святые принявший, со смертного одра встал, бил многих людишек посохом на месте, а многих воскрешением своим до стыдного дела испугал. Волю свою царь потребовал исполнить, и ноне о смерти более не думает. Изменщиков подлых государь по милости своей простил всех до единого, но имена их запомнил, и доверия этим служилым людям больше не кладет.

Зализа свернул грамоту и поймал в пальцы перстень.

— А меня государь за службу честную благодарит и в знак особой милости своей кольцо это в подарок посылает.

Опричник примерил перстень к своей руке — он садился только на мизинец. Тогда он поднял руку жены и надел кольцо ей на средний палец.

— Не хочу! — попятилась Алевтина.

— Подарок царский, — покачал головой опричник. — Многого стоит.

— Не хочу.

— Не нужно, Алевтина, — он обнял супругу и прижал ее к себе. — Не государь, я твоего отца в измене заподозрил, я в Москву отправлял. А государь его невиновность ощутил и во всем помиловал. Ты меня, меня за это прости, дурака. А царь тут ни при чем.

Боярский сын Феофан Старостин предпочел отступить и выйти из горницы.

* * *

Поутру Зализа играл с саблей. Не то чтобы специально приемы какие учил, удары отрабатывал — просто играл. Бродил снаружи частокола, где никто под клинок подскочить не мог, в одной косоворотке да стеганых штанах, благо рана на шее наконец-то затянулась, и платков всяких на шею более никто не вязал, и баловался. То сверкающую мельницу вкруг себя рисовал, стальным полупрозрачным веером закрываясь, то почки на ольховых ветках кончиком лезвия срезал, то снежинки на него ловил. Булатный суздальский клинок его, круто изогнутый, почти в три пальца шириной и в полмизинца толщиной, на обухе, служил верой и правдой пятый год — даром, что не им самим, а артелью кожевенной был куплен. О ливонский доспех не крошился, любимую татарами толстую бычью кожу резал, как масло; в рубке, подобно стеклу, не лопался.

Но если дедовский прямой меч всегда плечом крепок был, то прочность сабли — уже от руки зависит. Просто научиться в кулаке ее держать — мало. Свыкнуться с ней нужно, сжиться. Продолжением тела должна стать, прирасти к ладони, как еще один из пальцев. Чтобы без раздумий, как кончиком пальца муху надоедливую сшибаешь, али ногой камушек с дороги отбрасываешь — так же и саблей мог и упавшую снежинку поймать, и лист кленовый, кружащийся, пополам разрубить, и сквозь приоткрывшуюся во вражеском доспехе щель успеть до позвоночника дотянуться. Потому-то и играл своей сабелькой опричник при каждой свободной минуте. Что при объезде Северной Пустоши на привале, пока кулеш в котелке дозревает, с нею прогуливался, травяные колоски сшибал, что поутру, пока тело силы еще не набралось, за частоколом игрался. С рогатиной силы попытать — это коня седлать надо, на тропу лесную или иное место тихое отъезжать. А саблю — из ножен деревянных, тисненой замшей обтянутых, вынул — и балуй.

  85