89 
Дерптский епископ вернулся к Инге, приподнял двумя пальцами ее подбородок:
— Но вначале, разумеется, мы вырвем тебе язык. Раскаленными щипцами, чтобы ты не захлебнулась хлынувшей в рот кровью. Чтобы больше уже никогда ты не посмела наводить порчу на воинов Ордена, и прокляла тот день, когда попыталась сделать это впервые.
Ах, как ему хотелось залить ей горло расплавленным свинцом! Нет, это слишком легко: кипящим маслом! А потом благородно сжечь на костре! Или приковать на полу клетки с крысами, и потом долго слушать крики заживо пожираемого существа. Посадить пещерой похоти на кол у себя под окном, и на протяжении многих дней наблюдать за долгой агонией. Или… Ему хотелось сделать с ней слишком многое!
Великие силы, ну почему вы создали ее только одной?! Почему ее можно раздавить, порезать на кусочки или сварить на медленном огне только один раз!
Священник подошел к ведьме, еще раз внимательно рассмотрел ее со всех сторон. Что ж, раз она оказалась единственной, придется обращаться с ней поосторожнее.
— Прикажете раскалить щипцы, господин епископ? — поинтересовался помощник палача.
— Нет, — покачал головой тот. — Уже поздно. Я не хочу прерывать удовольствие уже через пару часов. Мы начнем с утра, никуда не торопясь, со свежими силами. Ведь нам никуда не нужно спешить. Так, ведьма?
Он опять приподнял ее голову за подбородок и заглянул в глаза, из которых катились крупные слезы. Она запугана до самого крайнего предела. Это хорошо… Епископ понимал, что ожидание неминуемой пытки само по себе становится не меньшей мукой, нежели испытание, а потому решил и завтра не начинать физическое истязание, а лишь продолжить подготовку к нему. Вот на третий день, когда у ведьмы появится первый проблеск надежды на то, что все обойдется, и следует приступить к причинению первой боли. Пожалуй, послезавтра он вырвет ей язык, а потом пару дней выждет, приказав кормить ее гусиной печенью с тертым миндалем — священник наклонил девушке голову набок и потер большим пальцем пульсирующую на шее жилку. А уже потом начнется главное удовольствие…
— Господин епископ… — с усмешкой начал помощник.
— Нет! — коротко отрезал священник, сразу поняв, о чем собирается намекнуть низкородный слуга. — Я запрещаю тебе к ней даже прикасаться! Ей это может понравиться, а она здесь не для того, чтобы получать удовольствие. Ищи себе девок вне замка.
— Простите, господин епископ, — склонился испуганный гневный отповедью помощник палача.
— А если тебе нечего делать, — добавил хозяин замка. — То выжги алхимику нос. Для этого не понадобится вынимать его из девы.
— Слушаюсь, господин, — поклонился слуга и с усердием устремился к жаровне, мысленно проклиная свой длинный язык. Сейчас бы ушел из подвала следом за епископом, и все. А теперь работать придется. Пока нос под корень спалишь, не меньше получаса пройдет.
— Не надо, господин епископ, — взмолился несчастный англичанин. — Господи, пожалуйста, не надо!
Однако священник развернулся и пошел к лестнице. Ведьме будет полезно послушать перед ночью крики без нужды истязаемого дурачка, позарившегося на слишком большой куш. Это прибавит ей лишних приятных мыслей.
В малом зале камин уже погас, за чуть приоткрытыми ставнями темнела ночь. Властитель западного берега Чудского озера прошел в левое крыло замка, где в другом, большом зале, освещенная огнем двух каминов спала на засыпанном соломой полу дворня его замка, вошел в угловую дверь, поднялся по закрученной внутри круглой башенки лестнице. Сюда, через два выходящих в зал, под потолок, окна тянуло снизу ощутимым теплом.
Через приоткрытую дверь спальни тепло просачивалось в его комнату, а плотно закрытые ставни не давали ему улетучиться наружу. Над разобранной постелью висело черное деревянное распятие. У изголовья, в скромном медном подсвечнике, догорала толстая восковая свеча.
Дерпский епископ привычно перевернул распятие ногами вверх, перекрестился от правого плеча к левому и снизу вверх:
— Войди в мой сон, Лучезарный, одари меня милостью своей и подари мне свет своих мыслей и желаний.
Священник скинул свою сутану на кресло, поверх тяжелого нагрудного креста, еще раз перекрестился своим диковинным образом и лег в постель.
Проснулся он от какого-то странного, непривычного внутреннего толчка — словно сердце в груди остановилось, а когда все тело от предчувствия близкой смерти ударило в жар, снова начало стучать. Он уже успел прийти в себя, но теперь все никак не мог успокоиться. Что-то случилось. Случилось нечто неожиданное, к чему он не успел подготовиться.
89 
