92 
Но тщетно. Инструменты для удержания и истязания человеческой плоти были отработаны веками на тысячах и тысячах жертв, и ни одной слабой женщине еще не удавалось остановить налаженные правила мучения.
Наконец, на лестнице послышались шаги. Хозяин замка вошел в пыточную камеру и, не обращая внимания на почтительно склонившегося слугу, с интересом пошел вдоль стен, касаясь кончиками пальцев вмурованных в них черепов. Иногда он останавливался и с интересом вглядывался в темные глазницы той или иной мертвой головы.
— Прикажете раскалить щипцы, господин епископ? — негромко напомнил о своем существовании палач.
— Да, конечно, — небрежно кивнул священник, продолжая свой обход.
Пленница, увидев легший на угли пыточный инструмент, снова забилась на кресте, и обратила на себя внимание местного властителя. Епископ направился к ней, остановился в полушаге, протянул руку, пощупал ее грудь, провел рукой по щеке, скользнул по боку до бедер. Опустил глаза вниз, с интересом посмотрев на свои штаны. Чему-то усмехнулся.
— Клещи уже горячие, господин епископ, — сообщил слуга.
— Тогда вынь у нее кляп, — разрешил хозяин. Палач открутил барашек на затылке, перекинул через верх металлическую ленту, рванул на себя широкую затычку.
— А-а-а!
От обрушившегося на него вопля бедный слуга аж подогнул колени, отскакивая в сторону, и закрыл уши руками. Выскользнувший кляп, радостно подпрыгивая, покатился под верстак.
— Козлы! С-суки! Синкопы! Уроды! Твари! Гомики! Сволочи! Кастраты! Отморозки! Жабы прыщавые! Паскудные задницы!
Проезжавший мимо епископского замка серв испуганно натянул поводья и повернул голову: темная каменная громада низко гудела изнутри, словно брюхо голодного нищего, увидевшего хлебную корку. Спохватившись, он наддал кобыле свободным концом вожжей, та сорвала сани с места и понеслась бодрым галопом.
— Я сейчас, господин епископ, — спохватившись, засуетился подмастерье пыточных дел. — Клещи, клещи. Красные уже.
— Нет, каков голос! — изумленно распахнул глаза священник. — Каков! Я слышал, но даже не представлял!
Слуга подскочил ближе, удерживая в рукавицах горячие рукояти пыточного инструмента, попытался зайти с одной стороны, с другой — но хозяин стоял так неудачно, что подступиться к пленнице никак не удавалось. Распятая девушка, провожая взглядом темно-вишневые губки клещей, смолкла.
— Вот это голос! — в восхищении покачал головой хозяин замка. — Вот это стоит услышать! Слушай, смертная, спой мне. Спой, как ты умеешь.
— Не буду! — упрямо вскинула подбородок пленница.
— Почему?
— Почему?! — певица аж задохнулась от возмущения: — Почему? Почему? Ты… вы… меня… Не хочу!
— А чего же ты хочешь?
— Чтоб ты сдох! — едва не выкрикнула Инга, но вид раскаленных щипцов успел напомнить ей, что она находится в полной власти этого маньяка. И если его разозлить, это может откликнуться лишними муками. И вместо проклятия она выкрикнула самое дерзкое требование, какое смогла придумать обнаженная, распятая на кресте жертва, уже успевшая выслушать планы врагов относительно своего ближайшего будущего: — Я хочу теплую постель, красного вина и жареную курицу!
Палач весело расхохотался, щелкнув щипцами:
— Сейчас я тебя согрею! Открывай рот сама, а то мясо жевать нечем станет. Чем шире откроешь, тем меньше губы обожжешь.
— Хорошо, — невозмутимо пожал плечами епископ.
Он перехватил у слуги клещи, потянулся к руке пленницы — девушка истошно взвизгнула, но хозяин всего лишь ухватил ими сыромятные ремни. Те жалобно пшикнули, распались.
Епископ перекусил ремни на другой руке, на ногах и небрежным жестом вернул инструмент помощнику. Тот, совершенно ошалев от происходящего, ухватился за губки. Пару мгновений рукавицы стойко защищали его руки, потом сдались — слуга вскрикнул от боли и уронил клещи на пол.
— Да, — повернулся к нему господин. — Прикажи на кухне, чтобы зажарили курицу, и прислали красного вина. Пойдем.
Последнее слово относилось уже к певице. Оказавшись на полу, она едва не упала — затекшие на кресте ноги ослабли и подгибались в коленях. Священнику пришлось взять пленницу под локоть и поддержать. Немного придя в себя, девушка сделала первые, неуверенные шаги, и кавалер осторожно повел ее к лестнице.
Помощник палача долго смотрел на ступени уходящей вверх лестницы, пребывая в состоянии, близком к бесчувственному, потом оглядел подвал. Подошел к тискам, пощупал, словно не веря в реальность их существования. Затем направился к нюрнбергской деве и хорошенько ее пнул. Изнутри донесся жалобный стон. Слуга с облегчением кивнул и бодро потрусил к лестнице: что бы ни творилось в окружающем мире, приказы господина епископа должны исполняться быстро и беспрекословно.
92 
