24 
Джеффри Грину было около сорока лет. Темный костюм, великолепная копна черных волос. Я мог бы побиться об заклад, что в свободное от практики время он занимается альпинизмом или горными лыжами.
― Я буду в вашем распоряжении через несколько минут, Дороти, ― сказал он нервничавшей женщине, которая, нахмурившись, кивнула.
― Мистер Фонеска? ― спросил он, глядя на меня. ― Проходите, пожалуйста.
Я прошел за ним в кабинет. Он раздвинул портьеры на окне, за которым открылся вид на маленький ухоженный сад, залитый солнцем и ограниченный стеной, отделанной красивой керамической плиткой.
Кабинет казался небольшим по сравнению с приемной, но очень уютным. Стол, стул, небольшой диван и два кресла ― все в приглушенных синих тонах, немного золота. Картина на стене изображала женщину, стоявшую на холме на фоне руин замка и глядевшую вниз, в долину. Лица женщины не было видно.
― Вам нравится? ― спросил Грин, садясь за свой стол и предоставляя мне выбирать между диваном и одним из стульев. Я выбрал стул.
― Картина? Да, ― сказал я.
― Ее написал один из моих пациентов, художник. Мы много говорили с ним о живописи.
― Она... ― начал было я.
― Да, готическая, таинственная.
― Я хотел сказать ― очень меланхолическая.
― Согласен. Простите, мистер Фонеска, но я должен перейти к вашим вопросам. Меня ждет пациентка.
― Я понимаю. Мелани Леннелл Себастьян...
― Я не могу рассказать вам о том, почему она посещала меня и о чем мы беседовали, ― проговорил он мягко.
― А что вы можете рассказать мне о ней?
Он откинулся на спинку стула, взял остро очинённый карандаш, снова положил его, посмотрел в окно.
― Мелани Себастьян ― выдающаяся женщина. ― Он тщательно подбирал слова. ― Она очень много пережила. Город, где она выросла...
― Огден, штат Юта, ― сказал я.
― Огден, Юта, ― повторил он. ― Ее мать была больна, рецидивные опухоли мозга, насколько я знаю. Мелани ухаживала за ней. Начиная с десяти лет она приходила домой из школы и сменяла отца, который работал вечерами. Кажется, он был плотником. Мелани посвящала все свое время уходу за матерью. Не могла играть с друзьями, только читала книги и ухаживала за матерью, прикованной к постели. Когда ей было четырнадцать лет, у ее отца случился инфаркт, и ему пришлось выйти на пенсию. Мелани стала работать официанткой в ресторане, каждый вечер после школы, до десяти часов. У нее не было молодого человека, не было близких друзей. Это она предложила родителям переехать во Флориду. Они перебрались в Гейнзвилль, когда она писала диссертацию, при этом продолжая работать. Около четырех лет назад, после того как умерли ее родители ― мать, а через неделю отец, ― она встретила Карла Себастьяна.
― А что она за человек?
― Сложный, ― сказал он, поигрывая карандашом. ― Она посвятила себя мужу и спасению детей. Очень много работала ― в католической организации, за символическую плату. Боролась с системой, с судами, с психиатрами, помогая детям. Когда Мелани Себастьян отдает кому-нибудь свою любовь, она отдает ее с такой убежденностью, состраданием и силой, какой я никогда ни у кого не встречал.
― Вы знаете это по опыту?
― Из наблюдений. Я и так уже открыл вам больше, чем должен был бы.
― Вы не сказали, почему она обратилась к вам и какие выводы вы сами сделали из истории Мелани Себастьян, которую только что мне поведали.
― И не скажу, ― произнес он, кладя карандаш на стол и глядя на меня.
― Вы знаете, где сейчас Мелани Себастьян?
― Нет.
Он проговорил это очень медленно.
― Имеете какие-нибудь соображения?
― Возможно.
― Вы отказываетесь поделиться ими со мной?
Он не ответил.
― Вы, может быть, выкинете меня за дверь, но мы оба торопимся, ― сказал я. ― Мистер Себастьян считает, что у вас был роман с его женой.
Грин вскинул голову и посмотрел на меня с интересом.
― Вы уже более чем намекнули на это. Что, если у нас действительно был роман?
― Или есть, ― поправил я. ― Это могло бы означать, что она у вас. Ее муж хочет только поговорить с ней.
― А вы ― только найти ее для него?
― Именно, ― сказал я.
― Во-первых, ― проговорил он, вставая со своего места, ― у меня нет и не было романа с Мелани, миссис Себастьян. Вообще, мистер Фонеска, у меня совершенно другой уклон, и тому масса свидетельств. Это совсем не секрет, хотя никак не вредит моей практике. У меня много клиентов-гомосексуалистов, мужчин и женщин, и женщины говорят со мной более откровенно, чем говорили бы с психиатром традиционной ориентации. Мужчин-гетеросексуалов я пользую редко.
24 
