очень нудно 
85 
Полицейский шагнул вперед. Он всей кожей чувствовал здесь угрозу и смерть. В небольшом круглом окне метались под разъяренным ветром верхушки старых деревьев. Ньеман прикинул, что окно должно находиться как раз над застекленной верандой. Он резко распахнул его и бросил взгляд вниз, на прозрачную крышу.
Кровь застыла у него в жилах. В стеклянных, забрызганных дождем квадратах он увидел отражение тела Шернесе. Раскинутые руки, плотно сжатые ноги – поза распятого. Призрак мученика в зеленоватой стеклянной глубине.
С трудом подавив рвущийся из горла крик, Ньеман еще несколько мгновений созерцал жуткий образ, пытаясь определить, где же на самом деле находится тело. Внезапно он понял и, высунувшись из окна, взглянул наверх. Труп висел прямо над его головой.
Эдмон Шернесе, отданный на волю сырого ветра, был распят на стене, как ужасная статуя над вратами ада.
Комиссар выбежал из кабинета, разыскал лестницу и взлетел по узким деревянным ступенькам на чердак. Там было слуховое оконце, из которого ему удалось выбраться на крышу. И здесь, вцепившись в водосточную трубу, он смог рассмотреть вблизи тело Эдмона Шернесе.
На лице покойника не было глаз. В пустые глазницы хлестал дождь. Широко раскинутые руки заканчивались окровавленными культями. Тело сплошь опутывал блестящий крученый провод, натянутый так туго, что он глубоко впивался в мускулистую смуглую плоть. Ньеман стоял, не чувствуя, как холодные струи секут его по лицу, и подводил итоги.
Реми Кайлуа.
Филипп Серти.
Эдмон Шернесе.
Догадки одна за другой обрушивались на него, как порывы ветра, тут же превращаясь в твердую уверенность. ПЕРВОЕ: убийства совершал не маньяк-гомосексуалист, зациклившийся на внешности своих жертв. ВТОРОЕ: это был не психопат-душегуб, уничтожавший случайных невинных людей в очередном приступе ярости. И, наконец, ТРЕТЬЕ: речь шла о холодном, беспощадном монстре, о похитителе самого сокровенного – биологических примет человеческой личности, и его толкал на убийства конкретный мотив – жажда мести.
Ньеман вернулся на чердак. В затихшем мертвом доме слышался только один звук – смятенное биение его сердца. Он знал, что поиски еще не закончены. Этот кошмар должен был получить свое логическое завершение: где-то здесь находилось тело Жуано.
Ибо за несколько часов до того, как быть убитым, Шернесе убил сам.
* * *
Ньеман осмотрел каждую комнату, каждый предмет мебели, каждый закуток. Он перевернул вверх дном кухню, гостиную, спальни. Обыскал сад и сторожку под деревьями. И лишь потом обнаружил на первом этаже, под лестницей, дверцу, оклеенную обоями. Он яростно вышиб ее ногой. Погреб.
Он спустился по узкой лесенке, мысленно перебирая подробности недавних событий: если в двадцать три часа он застал, врача в трусах и майке значит, тот как раз завершил свою кровавую операцию – убийство Жуано. Именно потому он и отключал телефон. Именно потому и убирал в кабинете, где, скорее всего, и прикончил лейтенанта с помощью одного из хромированных ножей, стоявших в китайской тушечнице. И именно по этой причине он облачился в новый костюм и сложил чемоданы.
А Ньеман, жалкий слепой глупец, допрашивал палача, только что окончившего свою зловещую работу.
Внизу полицейский увидел металлические стеллажи, где покоились сотни винных бутылок, затянутых паутиной. Темные донышки, красный воск печатей, золотистые этикетки. Сыщик обшарил все углы, бесцеремонно ворочая бочки и сдвигая стеллажи, откуда со звоном падали, разбиваясь вдребезги, бутылки. От луне исходил одуряющий аромат винных паров.
Обливаясь потом, рыча и отплевываясь, Ньеман разыскал наконец что-то вроде люка с железными створками, запертыми на висячий замок. Он сорвал замок, распахнул дверцы.
В глубине ямы покоилось тело Жуано, наполовину погруженное в черную разъедающую жидкость. В луже вокруг трупа плавали зеленые пластиковые бутылки «Дестопа». Кислота уже начала пожирать тело, медленно, но верно превращая в зловонную страшную кашу то, что еще недавно было Эриком Жуано, лейтенантом уголовной полиции города Гренобля. Широко открытые глаза юноши, устремленные прямо на комиссара, блестели в глубине этой жуткой могилы.
Ньеман отшатнулся и взревел, как раненый зверь. Ему казалось, что у него сейчас разорвется грудная клетка.
Сотрясаясь, он извергал рвоту, извергал всю свою боль, ярость, угрызения совести – под звон бутылок, падавших со стеллажей, за которые он в отчаянии цеплялся, чтобы не упасть.
85 
