очень нудно 
58 
– Ну-ка!
И оказалась в платье. Одернула подол, поправила пояс и с нарочитым безразличием поинтересовалась:
– Надеюсь, я посмешищем не выгляжу?
– Прекрасно ты выглядишь, – сказала Алена тоном старшей и умудренной (хотя была не старше Анастасии). – Кля нусь апостолами, лучшего и желать не стоит.
И все-таки пришлось собрать в кулак все самообладание и смелость, чтобы выйти за порог бани, как ни в чем не бывало пройти по двору в дом. Сначала Алена отвела их в комнату с большим зеркалом. Увидев себя во весь рост, Анастасия не могла бы описать свои чувства, являвшие причудливую мешанину, но утешилась все той же мыслью – где нет запрета... И все-таки – красиво. Что до Ольги, ее, похоже, такие сложности не волновали.
Анастасия отрешилась от своих последних колебаний, когда едва не покраснела под восхищенным взглядом Капитана, Он только и выдохнул:
– Настасья, нет слов...
Сам он вернулся из бани безмерно довольный, в белой вышитой рубахе Бобреца, в его же синих штанах в узкую алую полоску, остроносых сапогах младшего брата воеводы, Отросшая за время путешествия щетина помаленьку превращалась в пушистую бородку, и Капитан не собирался ее сбривать. Он крутился перед зеркалом даже дольше, чем Анастасия, а поймав ее смешливый взгляд, без тени смущения объяснил:
– Всегда хотелось, знаешь ли, этак вот по городу пройтись-пройтаться... Бобрец, у тебя мурмолки, случайно, не найдется? Чтобы с золотыми кистями... Набекрень ее на буйную голову – и гоголем...
– Найдем, Иваныч. – Бобрец водрузил на стол пузатый глиняный жбан, содержимое коего назвал медовухой. – А пока что – как заведено после баньки, и не нами заведено...
Стол, признаться, был богаче тех, за которыми Анастасия сиживала в Счастливой Империи. Медовуха сначала показалась ей некрепкой сладкой водичкой, но вскоре в голове зашумело, и она оценила коварство напитка, Платье ее уже ничуть не стесняло и не казалось неуместным. Она частенько ловила на себе взгляды Капитана, вспомнила жесткие тюки в фургоне, треск пожарища, потом ливень, все слова, что были тогда сказаны. Неожиданно для себя сказала Бобрецу:
– Хорошо живете, признаться. Бани, платья, стен вокруг города и в помине нет...
Бобрец переглянулся с женой, они улыбнулись друг другу, потом воевода сказал:
– Знаешь, Настасья, жизнь, вообще-то, не так чтобы уж полностью безоблачная... Хорошо б, понятно, если бы землю населяли одни праведники, но ведь нет этого пока. Бывает всякое, И люди бывают всякие. Однако ж стараемся...
– Вы мне вот что объясните, – сказала чуточку захмелевшая Анастасия громко и решительно. – Кто из нас, Империя или вы, ближе к Древним, а значит, счастливее? Вот какой вопрос меня гнетет... Бобрец развел руками:
– Тут уж я судить не могу. Древний рядом с тобой сидит. Капитан молчал. Сосредоточенно думал. Лицо у него напряглось, потеряло всякую беззаботность.
– Ох уж эта Таська, – сказал он наконец. – Иногда бьет в самое яблочко... По-моему, Тасенька, вопрос нужно совсем по-другому ставить. Как мне это ни больно говорить, но счастье, похоже, совсем не в том, чтобы походить на Древних... на нас, то есть. Одним словом, жить мне хотелось бы не в вашей Империи, а тут. А тебе?
– Там моя родина, – сказала Анастасия. – Там...
– Гости мои дорогие! – сказал Бобрец. – Я, признаться, К ученым разговорам не приучен. Простой порубежник, чего уж там. А вот придет братишка – он у меня, ученым и звездочетом будучи, к умным мыслям имеет прямое касательство. ним и стоит такой разговор заводить. А мы уж давайте – как после честной баньки, идет? Он подпер широкой ладонью щеку и запел:
- Не жалею, не зову, не плачу.
- Все пройдет, как с белых яблонь дым.
- Увяданьем золота охваченный,
- я не буду больше молодым...
Он пел чистым и звонким, печальным и сильным голосом, и все сидящие за столом замерли, а песня лилась, и река, спокойная, могучая река, подхватившая Анастасию, уносила ее куда-то к иным берегам, где догадки становились истинами, а истины стоили того, чтобы служить им всю оставшуюся жизнь, ни о чем не сожалея. Она пригорюнилась, подумав с щемящей тоской, что еще не сделала в жизни ничего такого оказывается, чем бы могла похвалиться, чем бы стоило гордиться. Украдкой покосилась по сторонам – Капитан сидел нахмуренный и серьезный, на реснице у Ольги блестели слеза.
– А ну! – Бобрец хлопнул по столу ладонями. Подпрыг. нули, зазвенев, кубки. – Огорчил я вас, гости дорогие? Пора и развеселить!
58 
