Последние отзывы

  34  

Мы уже зашли на рынок, и Селдом довольно долго выбирал в лавке у индианки-продавщицы смесь табаков. Женщина сидела на табурете и наклонилась вперед, обслуживая его. На ней было длинное шелковое одеяние, на лбу — кружок изумрудно-зеленого цвета. В левом ухе — серебряная серьга в форме кольца. Приглядевшись получше, я понял, что это змея. И тотчас припомнил, что Селдом говорил об уроборосе^[22] гностиков, и, не удержавшись, задал ей вопрос о смысле символа.

— Щуньята^[23], — ответила она, чуть притронувшись к змеиной головке, — пустота и целостность.

Пустота каждой вещи по отдельности и целостность, которая их все объединяет. Трудно, трудно это осознать. Абсолютная реальность превыше всех отрицаний. Вечность, то, что не имеет ни начала, ни конца… перевоплощение.

Она тщательно взвесила на высокоточных весах табак и, передавая Селдому пакет, обменялась с ним парой фраз. Мы вышли через лабиринт лавочек на улицу и в арке увидели Бет. Она стояла у маленького столика с афишей театра Шелдона и раздавала рекламные листовки.

— Решено устроить благотворительный концерт, — объяснила она, — и теперь музыканты оркестра по очереди распространяют билеты.

Селдом взял в руки одну из программок.

— Концерт 1884 года с фейерверком из настоящих орудий в Бленхеймском дворце, — прочел он. — Боюсь, вам не удастся покинуть Оксфорд, хоть раз не побывав на концерте с фейерверком. Позвольте мне пригласить вас. — Он достал из кармана деньги и заплатил за два билета.

После поездки в Лондон у меня не было случая поговорить с Бет. Теперь я наблюдал, как она вписывает в билеты номера мест, и мне показалось, что она избегает моего взгляда. Во всяком случае, встреча явно ее не обрадовала.

— И мне наконец-то доведется услышать, как ты играешь? — спросил я.

— Боюсь, это будет мой последний концерт. — Ее глаза на миг встретились со взглядом Селдома, словно эту новость она еще никому не сообщала и не была уверена, что он встретит известие одобрительно. — В конце месяца я выхожу замуж и хочу попросить отпуск… Хотя вряд ли когда-нибудь вернусь в оркестр.

— Очень жаль, — сказал Селдом.

— Жаль, что я не буду больше играть или что я выхожу замуж? — спросила Бет и невесело улыбнулась собственной шутке.

— И то и другое! — отозвался я.

Они от души рассмеялись, словно моя реплика вернула им душевное равновесие. Я же, слушая их смех, вспомнил слова Селдома; я не был англичанином. Даже в этом их искреннем и внезапном смехе присутствовала некоторая сдержанность, словно подобную вольность они позволяли себе редко и понимали, что злоупотреблять такими вещами не следует. Селдом, конечно, мог возразить, что он шотландец, но все равно между ним и Бет, несомненно, было много общего: мимика, жесты, вернее, предельная экономность в использовании мимики и жестов.

Мы с Селдомом пошли дальше, и я указал ему на афишу, висящую на общем стенде, которую уже видел раньше у входа в библиотеку. Всех желающих приглашали на «круглый стол» на тему «Существует ли идеальное преступление?» с участием инспектора Питерсена и местного писателя, автора детективных романов. Название будущей беседы заставило Селдома на миг остановиться.

— Вы решили, что это крючок или наживка, брошенная Питерсеном? — спросил он.

— Нет, об этом я как-то не подумал.

— «Круглый стол» объявлен почти месяц назад, — ответил я. — И думаю, если бы они хотели подстроить ловушку, они бы вас непременно туда пригласили.

— Идеальные преступления… Есть книга, которая именно так и называется, и я в нее заглядывал, пытаясь установить параллели между логической наукой и расследованием преступлений. В книге описаны дюжины так и не раскрытых преступлений. Самое интересное — с точки зрения моих интересов, конечно, — это преступление одного врача, Ховарда Грина, которому удалось дать наиболее точное, на мой взгляд, определение задачи. Он решил убить жену и вел подробнейший дневник. Получилось воистину научное исследование того, какие нежелательные последствия может иметь реализация его замысла. Нетрудно найти способ убийства, при котором полиция не выйдет на след виновного. Он обдумал четырнадцать разных вариантов — некоторые из них и поныне кажутся замечательно хитроумными. Гораздо сложнее было вывести себя из-под любых подозрений. Настоящая опасность для преступника, считал он, кроется не в расследовании уже совершенных в прошлом поступков — тут все можно сделать чисто, уничтожив абсолютно любые следы или запутав их при подготовке к убийству, — нет, опасность представляли ловушки, которые ему будут расставлены в будущем. Истина, писал он, пользуясь почти что математическим слогом, неизменно одна, и любое отступление от истины всегда легко разоблачить и опровергнуть. На каждом допросе преступник будет знать, что именно он совершил, и каждое его алиби, даже тщательно обдуманное, будет включать долю фальши, которую при достаточном терпении и старании несложно обнаружить. Иначе говоря, доктора не устраивал ни один вариант плана: ни убийство чужими руками, ни симуляция самоубийства или несчастного случая… И тогда он пришел к окончательному решению: подсунуть полиции другого подозреваемого — очевидного, которого не придется долго разыскивать… Чтобы следствие тотчас и завершилось. Идеальное убийство, пишет он, не то, которое остается нераскрытым, а то, которое раскрывается, но виновным признают невинного.

  34