очень нудно 
57 
Ольга от всей души, от всей злости врезала по созданию, исполнявшему роль дворового пса. Удар, нанесенный в промежутке меж двумя приступами мерцания, что кратковременно лишали силы, оказался весьма неплохим. Неизвестное создание с жалобным воем покатилось по земле, словно тряпка, подхваченная порывом штормового ветра, улетело в темное место за угол каретного сарая, откуда более не показывалось, посверкивало только алыми глазками и орало на манер рассерженного кота.
И стена, и ворота оказались достаточно высокими, так что нельзя рассмотреть улицу. Ольга подошла к воротам, запертым на внушительный замок размером с человеческую голову – ну вот, и калитка на замке…
Ольга уже приготовилась было разнести какой-нибудь из замков, но ощутила, что с мерцанием происходят новые метаморфозы и ее бессилие необычно затягивается.
Как только сила вернулась, Ольга, не размениваясь на возню с замками, оттолкнулась от земли и взмыла вертикально вверх, стремясь одним прыжком оказаться по ту сторону ворот. Почувствовала, как сапоги сползают с ног. Через мгновение они глухо упали во двор, а возвращаться за ними категорически не тянуло – и Ольга, босая, повисла над воротами…
И рухнула на них, ударившись грудью так, что дыхание сперло, а пронзительная боль разлилась по всему телу. Уцепившись руками за каменный козырек над воротами, Ольга повисла на них со стороны улицы. Если разжать пальцы и спрыгнуть – грянешься с приличной высоты, можно ноги переломать, расшибиться… Почему сила не возвращается? Ну вот, кажется…
Ощутив прилив прежнего умения, она все-таки рискнула отпустить холодный камень. Полетела над землей, горизонтально – и, повинуясь некоему чутью, поторопилась спуститься ниже, еще ниже…
Вовремя. Колдовские способности внезапно пропали, начисто… Ольгу потянуло вниз, как брошенный с крыши кирпич, но она уже была достаточно низко, так что словно бы спрыгнула всего-то с пары ступенек лестницы… Обошлось.
Она стояла на узкой немощеной улочке. Насколько удавалось рассмотреть, оказавшись в положении самого обычного человека, не наделенного колдовской способностью видеть во тьме, как днем, на другой стороне улицы тянулись сплошной линией какие-то неприглядные строения, ничуть не похожие на жилые: кирпич и камень, глухие стены, только под самой крышей кое-где имеются узкие горизонтальные окошечки – скорее уж щели, забранные железными прутьями. Купеческие лабазы? Казармы? Какие-то иные казенные здания?
Справа тускло горел на полосатом столбе один-единственный уличный фонарь. Других поблизости не усматривалось. Ольга совершенно не представляла, где очутилась, не настолько хорошо она знала Петербург, чтобы моментально сориентироваться по столь скудным приметам.
Кругом ни единой живой души. Что же это за место? Охта? Где-то на Васильевском? Выборгская сторона? Захолустье, одним словом, а вот точнее определить невозможно…
Как бы там ни было, не стоит здесь далее задерживаться – во избежание возможных неприятных сюрпризов. Ситуация тем более опасная, что исчезнувшая только что сила все не возвращается, хоть ты тресни, от прежнего умения не осталось ничегошеньки, ни крохотной капельки…
Ольга так и стояла возле высоченных ворот, поеживаясь от ночного холода и переступая босыми ногами: ждала, когда кончится очередной прилив бессилия и вернется прежнее умение.
Не дождалась. Как ни пыталась, результат был всегда один… точнее, совершеннейшее отсутствие какого бы то ни было результата. Слезы наворачивались на глаза от столь печального оборота дел.
Наверху, в доме, раздался громкий выстрел – и еще один, а за ним и третий. После этого уже не было слышно ни адского шума, ни медвежьего рыка – да и прочие звуки прекратились. Ольга поняла, что с косолапым мстителем покончено, а значит, уцелевшие начнут осматривать дом, первым делом спустятся в подвал и обнаружат, что птичка упорхнула…
Как-то не хотелось даже думать о том, что может быть потом, насколько быстро поставят в известность господ и что предпримут граф с камергером. Следовало побыстрее отсюда убираться, вот и все, а попечалиться над своей жалкой участью можно и позже, уже в безопасности. Собственно говоря, ее участь не следует пока что именовать жалкой: она на свободе, вольная, как птичка, а босые ноги и неизвестная окраина города – это, право же, не особенно и тяжкие беды после того, что пришлось перенести… а также и того, что может произойти, если она вновь угодит в те же руки…
57 
