— Ты собираешься объявить ее своей? — обратился Менчерес к Кости, не замечая меня. — Ты для этого назначил мне тайную встречу? Попросить моей поддержки, если тебе придется воевать из-за нее с Джэном?
— Да, — не моргнув глазом ответил Кости.
А я едва удержалась, чтобы не съехидничать: «Разве вы не знали этого заранее, мисс Клео?»
Менчерес послал мне такой взгляд, что я неуютно поежилась. Боже, я вслух ничего не сказала!
Кости вздохнул:
— Котенок, я должен был тебя предупредить: Менчерес умеет читать человеческие мысли, и, судя по его лицу, мысли полукровок тоже.
Вот это удар!
— Упс! — выпалила я. Потом прищурилась. — Но не мысли вампиров, судя по твоей формулировке.
— Нет, не мысли вампиров, — признал Кости. Губы его дрогнули. — Если ты ничего не скрываешь, дед.
На губах Менчереса тоже мелькнул призрак улыбки.
— Обладай я такой силой, она бы спасла меня от множества неверных решений. Нет, только человеческие. И полукровок. Ты сказал ей, на каком основании предъявляешь на нее права, Кости?
Заметив, как он внезапно напрягся, я и без чтения мыслей поняла: кое-что осталось мне неизвестным.
— Выкладывай, — настороженно потребовала я.
Кости встретил мой взгляд.
— Каждый вампир охраняет свою собственность. Ты это знаешь. Я тебя нашел, я тебя кусал, я тебя имел. Все до того, как Джэн положил на тебя глаз. Для вампирского мира все это делает тебя моей собственностью, если я добровольно не откажусь от своих прав…
— Сукин сын! — взорвалась я. — Кости! Скажи мне, что ты не собираешься рычать надо мной, как над куском мяса, которым не желаешь делиться!
— Я так на тебя не смотрю. Какая разница, какую лазейку мы используем? — тоже вспылил Кости. — Честно говоря, не понимаю, зачем Менчерес вообще поднял этот вопрос.
— Потому что я не стану тебя поддерживать, пока она не будет в курсе всех обстоятельств, — хладнокровно объяснил он.
— А он и без особых способностей знал, как я взбешусь, — горячилась я. — И вы, как видно, тоже, потому что об этой подробности не упомянули. Ни в коем случае, Кости. Нет! Валяй, провозглашай свою независимость от Джэна и становись мастером собственной линии. Но о том, чтобы называть себя моим мастером, и думать забудь, лазейка там или не лазейка.
— Ты не замечаешь, как лицемеришь? — сердито спросил он. — Позавчера я честно сказал Дону, что готов повиноваться твоим приказам на заданиях, а ты не желаешь допустить, чтобы посторонние хотя бы подумали, что ты слушаешься меня?
Я открыла рот и не нашла что возразить. Черт побери всех, кто спорит, основываясь на логике. Нечестный прием!
— Должен найтись другой способ, — уже более спокойно настаивала я. — Вместо того чтобы морочить Джэна сексистскими лазейками, придумай что-нибудь, что заставит его оставить меня в покое.
— Сексизм здесь ни при чем, — пожал плечами Менчерес. — Если бы Кости был женщиной, а ты — мужчиной, это ничего не изменило бы. У вампиров нет половой дискриминации. Это человеческая слабость.
— А чья бы ни была, — огрызнулась я, предпочитая не сравнивать справедливость человеческих обычаев с культурой носферату.
Потом в голове у меня стало что-то складываться. Может, все-таки найдется способ обернуть особенности общественного устройства неумерших в свою пользу.
Я широко улыбнулась Кости:
— Ты скажешь Джэну, что нашел меня, и предложишь доставить меня к нему.
27
— Кэт… — Дон оторвал взгляд от своих бумаг. — Входи. Я как раз просматриваю результаты вчерашних анализов. — Он, чуть ли не сияя, метнул взгляд на Кости. — У тебя в крови массивный компонент. Мы вполне могли бы избавиться от наших домашних вампиров, если бы откачивали у тебя пинту крови в неделю.
— Собираешься качать из меня сок, как из дерева? — насмешливо спросил Кости. — В тебе самом есть что-то от жадного кровопийцы.
— Мы пришли по делу, Дон. Можете вызвать Хуана, Тэйта и Купера, чтобы не пришлось повторяться.
Заинтригованный Дон позвонил, и через несколько минут в комнату один за другим вошли еще трое. Когда дверь закрылась, я без предисловий начала:
— Все вы знаете, что я — полукровка. Чего вы не знаете — и я тоже до недавнего времени была в неведении, — так это что вампир, изнасиловавший мою мать, брат Дона.
Дон явно не обрадовался разоблачению, но я не обращала на него внимания.