Лёгкий, ненавязчивый романчик 
119 
— Милый, чем дальше, тем лучшее впечатление ты на меня производишь. Ты замечательно держишься, а ведь, случалось, иные рыцари, без колебаний бросавшиеся в одиночку на полчища сарацин, попав ко мне, от страха теряли голову… Положительно, мы созданы друг для друга…
— Что ты несешь? — спросил он в смятении. — Какие сарацины, какие рыцари? Сотни лет прошли с тех пор, как жили рыцари и сарацины…
— Сотни лет — это такая малость, если вдуматься… — сказала Катарина с обворожительной улыбкой.
Он понимал уже, что жестоко обманут. Совершенно не представлял, с кем столкнулся, но уже ясно было, что искавшая помощи пленница злого колдуна вовсе не была таковой и хладнокровно заманила его в ловушку…
В стене деревьев не было видно просвета, но все же он решился, рывком опустил ноги в воду — прохладная вода, мокрая, настоящая, — провалился по колено, встав на твердом, кажется песчаном, дне, рванулся…
И шарахнулся назад. Аршинах в пяти от него вскипела вода, на поверхность поднялась покрытая затейливым, красивым черно-зеленым узором змеиная голова размером с человека, глянула немигающими желтыми глазами с вертикальным черным зрачком, из пасти коротко выстрелил плоский раздвоенный язык, колыхнулся и исчез.
Змея всплыла в с я — кольцом замыкая островок, так что хвост и голова почти соприкасались, потом погрузилась до половины и стала, неспешно извиваясь, кружить вокруг островка, вроде бы не обращая уже внимания на парализованного ужасом человека, поднимая низенькие волны, с плеском накатывавшие на берег. Двигаясь медленно-медленно, Пушкин протянул руки назад, ухватился за пучки травы и прыгнул назад на островок.
Катарина, все это время лежавшая в той же ленивой позе, засмеялась:
— Чтобы отсюда уйти, нужно сначала спросить у меня разрешения. А я могу и не разрешить… И еще. Там, за деревьями, могут оказаться еще более неприятные создания…
— Кто ты? — спросил он затравленно.
— Тебе непременно нужно добиться четкости формулировок, словно какому-нибудь законнику или заплесневелому математику? — улыбнулась Катарина.
Он сорвал с пальца перстень, приложил его к глазу, предварительно содрав неуместную теперь дурацкую полумаску, и ничего не увидел: перед глазами кружили цветные пятна, медленно перемещались смутные темные силуэты, словно отделенные от него толщей воды или мутным стеклом, проплывали какие-то полосы. Лишь Катарина осталась какой была — очаровательное создание, лежавшее в грациозной позе.
— Как я тебе? — спросила она насмешливо. — Хороша, чертовка, ведь правда? Ну разумеется, никакая я не чертовка, милый, все гораздо сложнее…
Рывком надев сердолик на палец, он поднял руку, сложил пальцы в крестном знамении:
— Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя твое, да приидет царствие твое, да будет воля твоя как на земле…
— Не утруждайся, — сказала Катарина. — Это на меня не действует. Видишь ли, я уже жила на этой суматошной земле, когда ваши молитвы еще не были сложены… Неужели ты окажешься столь же примитивным, как многие из твоих предшественников? Тебе непременно нужно что-то со мной сделать — вогнать осиновый кол, читать молитвы, крестом пугать… Зря. Разве я до сих пор сделала тебе что-то плохое? Я и не собираюсь тебе причинять вред…
— Кто ты? — повторил он, уронив руку с перстнем.
— Как тебе объяснить… Одна из тех, кто жил на этой земле до вас. Когда-то вас не было совсем. А мы — были. И сохранились до сих пор, хотя нас, признаться, все меньше…
— Арзурум, — сказал он отрешенно, глядя на зеленые кроны деревьев.
— Что?
— В Арзуруме я познакомился однажды с забавным старым персом. Я люблю собирать сказки… Он рассказывал о джиннах. Тех, что обитали на земле до человека. Я ему, разумеется, не верил… Выходит, зря.
— Называй как тебе угодно, — сказала Катарина. — На земле слишком много человеческих племен, и они выдумали для нас слишком много названий… Я, конечно, не намерена ни одно из них в отношении себя употреблять — с какой стати? Слова — это шелуха… Главное — мысли. Ты смотришь на меня… и хочешь меня. Возьми, кто же против? Ты уже убедился, кажется, что я не скелет и не мертвец? Я — живая, Александр. На меня не действуют ваши глупые молитвы, мне не нужно днем спать где-нибудь в подземелье… Ну? — Она закинула руки за голову, лежа в высокой траве, и улыбнулась так, что противиться этой улыбке не было никакой возможности.
119 
