20 
— Вообще-то мы с братом жили дружно и часто встречались. А тут смотрю, нет его и нет. Целых шесть дней не был. Дай, думаю, проведаю его, а он, оказывается, уже три дня как умер!
Бао-гун принял жалобу, велел арестовать жену умершего и удалился в кабинет. В это время вошел привратник с письмом и доложил:
— Какой-то человек просит его принять.
Письмо было от Ляо-жаня. Настоятель рекомендовал взять на службу талантливого ученого.
— Меня зовут Гунсунь Цэ, — представился гость после взаимных приветствий. — Несчастье привело меня в храм Великого министра. Настоятель Ляо-жань милостиво меня принял и дал письмо к вам.
Посетитель понравился Бао-гуну, но только они завели разговор, как появился служитель:
— Арестованная доставлена.
Бао-гун перепоручил гостя заботам служителя, а сам вышел в зал, занял судейское место и распорядился ввести арестованную. Женщина легко и грациозно опустилась на колени, без малейших признаков страха или волнения. На вид ей было лет двадцать.
— Ты и есть жена Чжан Ю-дао — урожденная Лю? — спросил Бао-гун.
— Да, я урожденная Лю, жена торговца Чжан Ю-дао.
— От какой болезни умер твой муж?
— Муж вернулся домой в первую стражу, поужинал и лег спать… А во вторую стражу слышу: стонет и жалуется на боль в сердце. Что я ни делала — не помогло. Так он и умер.
Женщина заплакала. Бао-гун стукнул молотком по столу:
— Отчего умер твой муж? Отвечай!
— Господин, я уже сказала, что он умер от сердечной болезни.
— Почему же ты не сообщила о его смерти брату? Говори правду — не то буду пытать!
— А как сообщить? Я ведь одна в доме! Да и боязно мне было звать его!
— Это еще почему? — допытывался Бао-гун.
— А потому что он еще при жизни мужа вечно ко мне приставал. Вот и в последний раз — пришел, узнал, что брата уже нет в живых, нет чтобы заплакать, снова начал приставать ко мне. Насилу выпроводила! Он обозлился и пожаловался в уезд: мол, брат не своей смертью помер. Ну, разрыли могилу, обследовали мертвеца, ничего не нашли и дали клеветнику двадцать палок. Так он теперь к вам пришел жаловаться! Видите, сколько на бедную вдову бед свалилось! Заступитесь же хоть вы за меня, господин!
Женщина снова заплакала. Говорила она до того складно, что Бао-гун даже задумался.
— Выходит, возвели на тебя напраслину? — сказал он наконец. — Ладно, иди! О моем решении узнаешь через три дня.
Лю вышла, а Бао-гун вернулся в кабинет и дал Гунсунь Цэ прочесть ее показания.
— Подозрения Чжан Чжи-жэня, пожалуй, не лишены оснований, — проговорил ученый. — Женщина хитрит и не признается, если вы каким-либо иным путем не установите истину.
— Что же предпринять? Ума не приложу!
Движимый желанием помочь Бао-гуну, Гунсунь Цэ тотчас встал:
— Если разрешите, я переоденусь и тайно произведу расследование.
— Буду весьма вам благодарен.
По требованию Гунсунь Цэ Бао Син принес короб для лекарств, дощечку с надписью, какие носят лекари, шелковые туфли и чулки. Гунсунь Цэ переоделся, незаметно вышел из ямыня и направился в Цилицунь. Весь день бродил он по деревне и ее окрестностям, но так ничего и не обнаружил. Время было позднее, и пришлось отправиться в обратный путь.
В селении Юйлинь Гунсунь Цэ решил заночевать, поскольку до Кайфына было еще далеко, и зашел в первый попавшийся трактир.
Не успел он сесть за стол, как во двор ввалилась целая толпа людей — кто пеший, кто верхом. Толстый смуглолицый коротышка стал размахивать руками и кричать:
— Эй, кто тут есть? Живо выметайтесь вон!
— Погоди, четвертый брат, зачем шуметь? — удержал его стоявший рядом человек и обратился к хозяину постоялого двора:
— Нас много, хозяин. В двух комнатах, пожалуй, будет тесно.
Пришлось хозяину подняться наверх, к Гунсунь Цэ.
— Не сочтите за обиду, почтенный господин, но я попрошу вас перебраться в восточный флигель. Эту комнату придется отдать другим постояльцам.
— Хорошо, я перейду, — согласился Гунсунь Цэ.
Его комнату заняли уже известные вам Ван Чжао, Ма Хань, Чжан Лун и Чжао Ху со своими слугами.
Между тем Гунсунь Цэ успел уже выпить целый чайник вина, а закуски ему все не подавали. Вдруг до него донесся громкий голос:
— Боюсь, что он на нас в обиде и не примет. Что мы тогда станем делать, братья?
— Не бойся, брат, — послышался другой голос. — Не такой человек Бао-гун, чтобы нарушить слово!
20 
