55 
– Ну что вы, – сказал Мазур, колыхаясь в ритме. – Приятно видеть сторонницу традиционных ценностей...
– Вот это уже лучше, – сказала подвыпившая Мэгги, закинула ему на шею обнаженную руку и прижалась так, что все недомолвки начинали улетучиваться. – И не пяльтесь вы на эту белокурую светскую стервочку, все равно не обломится, такие, прежде чем пустить мужчину в постель, проверят родословную под микроскопом, у нас в Штатах таких холеных сучек тоже хватает, насмотрелась, и в школе, и в колледже... – В ее голосе звучала нешуточная обида. – Только все они, если копнуть, в душе последние шлюхи...
Этот клинч все меньше напоминал танец – Мэгги прильнула к нему так, что Мазур едва мог изображать медленную пародию на танго, оба раскачивались под стон «битлов»:
- You’ll never know how much I really love you,
- You’ll never know how much I really care.
- Listen, do you want to know a secret?
- Do you promise not to tell? [21]
В сторону Ольги неловко было смотреть. Мазур осторожненько попытался чуточку отклеить от себя затянутое в тесное платье горячее тело – не получилось.
– Выведи меня на свежий воздух, – шепнула на ухо Мэгги. – Я, кажется, надралась, нужно проветриться...
– Не так уж и надралась...
– Выведи. А то шампанское на голову вылью, будет скандал...
Плюнув мысленно, Мазур потащился к выходу. Клятая девка повисла на руке, прижималась, как к личной собственности. Едва оказались в коридоре и свернули за поворот, остановилась, ловко прижала Мазура к стене и без лишних разговоров забрала его губы в рот, правой рукой шаря пониже ватерлинии предельно недвусмысленно. Он деликатненько высвобождался. Когда Мэгги попыталась встать перед ним на колени, дураку понятно, для чего, улучил момент и переместился правее по стеночке.
Она осталась на ногах, раздраженно спросила:
– Ты что выделываешься? Не хочешь здесь, пошли ко мне.
– А Дик?
– Дик и не пискнет, будь уверен. У нас свободные отношения свободных людей, усек?
– Это ты так говоришь, – сказал Мазур. – А он может об этом и не знать, выскочит с пистолетом, получится жуткий скандал, я как-никак дипломат, должен думать о репутации...
– Брось. Все так и обстоит. Пошли?
Припомнив кое-что из классики, он громко произнес:
– Ваши ковры прекрасны, но мне пора...
– Какие ковры? Какие еще, в жопу, ковры? – Она подбоченилась, так ничего и не понимая, но догадавшись уже, что ее прелестями решительно пренебрегают. – Ага-а... Западаешь на эту сраную аристократку? Все равно ничего не получится, такие ложатся или под активных лесби, или под каких-нибудь маркизов с наколотым на хрене родовым гербом...
– Хватит, – сказал Мазур уже серьезно. – Давай разойдемся по-хорошему, дорогая.
– Ах ты, дипломат траханый...
Она бросилась, растопырив коготки и всерьез собираясь на совесть пройтись ими по Мазуровой физиономии. Мазур, коему услуги такой, с позволения сказать, визажистки были ни к чему, вовремя поймал ее за запястья и немного попридержал, увернувшись от удара коленкой в пах. Девочка была не из слабых, еще какое-то время трепыхалась, пытаясь его достать, но потом смирилась, не столь уж была и пьяна. Зло бросила:
– Пусти, тварь!
– Отпущу, – сказал Мазур. – Но, честное слово, если опять начнешь дрыгаться, успокою без оглядки на пол. У вас в Штатах, насколько я знаю, феминистки в голос вопят, что к женщине буквально во всем нужно относиться, как к мужчине, не делая сексистских различий? Считай, что их идеи меня достали до самого сердца, проникся и принял... Усекла?
– Пусти, – угрюмо попросила она. – Черт с тобой... Импотент. Буржуазная свинья...
Разжав пальцы, Мазур изготовился, чтобы при необходимости выполнить обещанное. Мэгги, однако, отступила, пытаясь испепелить его взглядом:
– Попомнишь еще, скотина!
Поправила сползшую бретельку и удалилась в сторону бального зала походкой, которая ей наверняка казалась исполненной презрения. Осмотрев себя и обнаружив, что ширинка в результате женских усилий расстегнута донизу, Мазур привел себя в нормальный вид, пожал плечами и пробормотал под нос одну из любимых литературных фраз:
– Таков печальный итог...
В зале продолжалось веселье. Поразмыслив, он потащился на верхнюю палубу и долго торчал там, не мучаясь никакими особенными терзаниями, бездумно глядя, как порой в луче прожектора вспыхивают алыми рдеющими угольками глаза кайманов. «Смело идут речники, – констатировал он. – То ли прекрасно знают здешний фарватер, то ли аппаратура в рубке стоит отличная, с надежным эхолотом можно так лихо переть в лютом мраке...»
55 
