очень нудно 
42 
Увлекшийся рассказчик поспешил выпустить «жертву», но от оплеухи увернуться не успел.
— А-а… — Гном презрительно махнул рукой. — Дедовы сказки. Нечего темнотой по пустошам шастать, а рукастую бабу и поближе найти можно, дома на печи…
Компания громко расхохоталась.
— Не скажите, юноша. — Старик степенно переплел руки на верхушке клюки. Бородатый гном удивленно уставился на паломника, но тот, очевидно, был подслеповат и ошибки так и не заметил. — Я пришел с юга, и там мне тоже рассказывали байки о некоем — да простят меня дамы (старик сделал церемонный жест в сторону длинноволосого лютниста) — кладбищенском гхырище, которое якобы заволакивало припозднившихся путников к себе в могилу и обгладывало дочиста, так что больше их никто никогда не видел…
Паломник говорил тихо и серьезно, поэтому его рассказ впечатлил слушателей куда больше наглядной демонстрации крюковичанина. Повисла тяжелая тишина. Скупщик увяз зубами в хлебе, баба торопливо перекрестилась, гном скептически фыркнул, а парень, поразмыслив, выдавил из лютни низкий воющий звук, заставивший всех подскочить и с руганью накинуться на юное дарование. Ведьма подхватила сумки и вышла. Хозяин презрительно сплюнул на только что «подметенный» пол. Чего только люди не придумают, языками не наплетут. Смех один. Хвала богам, у них, в Духовищах, все спокойно… ну почти.
* * *
Подходя к конюшне, я привычно прислушалась, но все было тихо. То ли Смолка в кои-то веки решила побыть покладистой лошадкой и не гоняться за опрометчиво сунувшимся к ней в стойло конюхом, пока тот не оседлает балку под крышей, то ли он там уже сидел, боясь шелохнуться или подать голос. У порога лежала крупная собака, черная с рыжими подпалинами и обрубленным хвостом. В отличие от прочих шавок от жары она как будто не страдала — пасть была плотно сомкнута, а бока, кажется, вообще не шевелились.
Я в шутку посвистела. Собака подняла тупую морду с ушами-топориками и уставилась на меня желтыми немигающими глазами. Враждебности, как, впрочем, и дружелюбия в них не было, но мне почему-то стало не по себе.
— Эй, милейший, чей это пес? — окликнула я какого-то мужичка, дремлющего сидя в узкой полоске тенька под стеной конюшни.
— Который? — Селянин лениво приподнял сползшую на глаза шляпу.
— Вон… — Я вернулась глазами к порогу и вздрогнула. Собака исчезла. На пыльной земле осталось несколько крупных отпечатков лап и десяток коротких шерстинок. — Леший, куда же она подевалась? Вот только что тут была! Ладно, извините, что побеспокоила…
— Да ничего, от жары и не такое примерещится, — добродушно заметил мужик, снова прячась под широкие соломенные поля. — Я вон давеча видал, как корова по небу летела! Лежу я, значится, полем, что к северу за селом, потому как идти уже мочи нет — у свояка на похоронах винцом домашним за его здоровье угостился, ну и развезло чуток. Слышу — мычит откуда-то. Глядь на небо — летит, родимая! Ногами перебирает, будто прям по воздуху скачет, а хвостом того, направление задает… И к чему бы это, а? Может, знамение какое?
— Ага, что закусывать надо, — вполголоса буркнула я, заходя в конюшню.
* * *
Пока я разбирала вещи и привязывала кобылу на полянке за домом (Смолка с ехиднейшей мордой наблюдала за этим заранее обреченным на провал мероприятием), Велька успела развести в котле какое-то зелье и теперь сосредоточенно помешивала его дубовой лопаточкой, неотрывно глядя на всплывающие со дна пузырьки. Снадобье тускло мерцало, отчего лицо склонившейся над ним травницы казалось мертвенно-зеленым. Отвлекать подругу от этого ответственного занятия очень не рекомендовалось, чтобы не пришлось, как на восьмом курсе, с боевым кличем «Спасайся, кто может!» вылетать из густо задымленной аудитории, под потолком которой ревело и шумно плескало крыльями что-то незапланированное.
Так что я переоделась в легкие берестяные шлепки и вытащила из сумки полотенце.
— Вель, я пока схожу искупаюсь.
— Ага, — не оборачиваясь, рассеянно поддакнула подруга, — там в тростнике дощатая кладка до самых мостков, но сразу за ними дно обрывается, мелководья почти нет.
— Отлично. — Я хорошо плавала и любила чувствовать под собой глубину. — Здесь вирники или озерницы водятся?
— Нет… хотя в омуте напротив площади обитает какая-то тварь, но она на людей не нападает и далеко от него не отходит. Там ключи со дна бьют, вода холоднее и чище; наверное, это ее и привлекает.
42 
