очень нудно 
43 
— Видела я, что ее привлекает, — хмыкнула я, забрасывая полотенце на плечо.
Кладку я нашла почти сразу — несколько косо состыкованных досок, прибитых к полузатопленным останкам лодок. В тростнике попахивало сыростью и гнильцой, доски скользили под ногами, а приветливо жужжащие слепни так и норовили продегустировать мое аппетитно вспотевшее тело (тело категорически возражало, ругаясь и отмахиваясь).
Хлипкая кладка перешла в широкие мостки, и солнце снова хлынуло на меня с мощностью драконьего пламени. Отсюда Пеструшка еще больше напоминала озеро — слева и справа русло терялось в тростниках, а до противоположного берега было не меньше версты. Сквозь зеленоватую, но прозрачную воду просвечивали все камушки на далеком дне. У поверхности шныряли сотенные косяки мальков, издалека казавшиеся одной огромной серебристой рыбиной.
Не в силах больше сдерживаться, я на бегу сбросила полотенце и, подбодрив себя визгом, ухнула с края мостков, подняв тучу брызг.
Дно оказалось неожиданно глубоко — я ушла под воду с головой и лишь тогда коснулась его ногами. Оттолкнувшись и вынырнув, я отфыркалась, откинула волосы с лица и поплыла вперед. Первое ощущение холода быстро прошло, сменившись упоительной прохладой и изумительной легкостью во всем теле.
Через полчаса, набултыхавшись всласть и придя к выводу, что жизнь огхырительно хороша, я перевернулась на спину, раскинула руки и начала умиротворенно дрейфовать вниз по реке, наслаждаясь тихим шелестом тростника и плавным покачиванием на волнах.
Я успела сплавиться саженей на пятьдесят, когда в окружающую гармонию вклинился какой-то подозрительный плеск. Ведьминские рефлексы мгновенно перевели меня в вертикальное положение; усиленно работая руками и ногами, я торопливо огляделась по сторонам, и мое благостное состояние мигом улетучилось.
Навстречу мне двигалась лодка. Вернее, пыталась. Трое гребцов, невесть как уместившись на одной скамье, тщетно старались обуздать два щербатых весла, норовивших то нырнуть на дно, то унести лодку в небеса.
Левым орудовал Гдынь, правым — молчаливый детина, а в середине, обхватив дружков за плечи, в такт песне-подобным воплям в духе «Не ходите, девки, замуж!» раскачивался староста. За кормой волочилась сеть, а за ней— длинный хвост из водорослей, запутавшихся в ячеях.
Из результатов бурной рыболовецкой деятельности в лодке наблюдалась только огромная бутыль самогона с плещущимися на дне остатками, заткнутая надкушенным малосольным огурцом. Она стояла на носу лодки и, похоже, служила гребцам путеводным маяком, ибо прочие несущественные ориентиры вроде берегов они презрительно игнорировали. В итоге и без того не шибко устойчивое суденышко выписывало по водной глади замысловатые кренделя, двигаясь вперед всеми сторонами попеременно. Общее направление задавало слабое течение Пеструшки, которое медленно, но неуклонно увлекало лодку за собой.
— Га-а-аспажа ве-э-эдьма!!! — Гдынь, не раздумывая, бросил весло и встал во весь рост. Лодка заскрипела и опасно накренилась влево, а поскольку детина продолжал грести, величаво закрутилась вокруг своей оси. — Ой, где ж она? Никак утопла?! (Лодка сделала еще один виток.) А! Как водичка?
— Великолепно, — сквозь зубы процедила я, переходя с расслабленного барахтанья на целеустремленный «эльфийский клинок». Естественно, устремлялась я отнюдь не к лодке.
— Куда ж вы? — разочарованно завопил мне вслед староста. — Тута до острова совсем чуток осталось, и ста саженей не будет! А там пять-шесть часов, и смеркаться начнет!
Но я уже нашарила ногами дно и, не оглядываясь, скрылась в тростнике. Кладка осталась далеко в стороне, так что на берег я выбралась исцарапанная, покусанная мошкарой и по пояс вымазанная вонючим илом. Мнение о жизни вообще и некоторых личностях в частности упало с «огхырительного» до «гхырового».
Кое-как ополоснувшись во впадающем в озеро ручейке, я кустиками, чтобы не привлекать нездорового внимания селян, пробралась к Велькиному дому… и изумленно застыла возле калитки.
У крыльца сидела черно-рыжая собака. При моем появлении она презрительно сплюнула на землю забытое мною на мостках полотенце, развернулась и потрусила к тростнику, заменявшему четвертую сторону плетня. Я неуверенно посвистела, но зверюга даже ухом не повела, словно растворившись в шуршащих стеблях.
— Что? — выглянула в окно Велька.
43 
