очень нудно 
32 
Отставной культурист Михалыч, до этого стоявший возле двери со скрещенными на груди руками, направился в угол зала, наклонился к тумбочке с видеомагнитофоном, нажал кнопку воспроизведения, и экран, большая плазменная панель на стене, ожил.
Сперва мелькали какие-то штрихи и черточки, потом пошла запись. На экране появилась женщина, она сидела на, диване, задним фоном служили коричневые обои с незатейливым рисунком, еще в кадр попала подушка с вышитым на ней зайцем.
«Кадр не дрожит, – машинально отметил Карташ, – значит, снимали со штатива».
Алексей уже понял, кто эта женщина. То же мне, бином Ньютона...
Сперва женщина на экране сидела, опустив голову, потом – видимо, следуя указаниям операторов с режиссерами, запись шла без звука, – голову подняла, посмотрела в объектив. Постановщики с явным умыслом выстраивали видеоряд: расстегнуты именно две пуговки на блузке, не больше и не меньше, никаких следов насилия ни на теле, ни на лице, но видны потеки туши – следы слез. Этими мелочами режиссеры – Феллини, бля, – давали недвусмысленный посыл: пока все хорошо, но твоя жена целиком и полностью в наших руках и в нашей власти, и в любой момент мы можем эту власть применить. А, как известно, в искусстве сильнее всего воздействуют именно мелочи...
Гриневский откинул стул, схватил столовый нож, рядом с которым заранее положил руку, прыгнул на стол... вернее, попытался запрыгнуть. Те хлопчики, между которыми был помещен за столом Таксист, сработали, следует признать, безупречно. Один подсек Грине ноги, и тот рухнул грудью на стол, второй хлопчик как-то невообразимо ловко взвился со своего места и в каратистской технике ребром ладони врезал Таксисту по шее. Петр сразу обмяк, сполз со стола на пол.
Хлопчики подняли Гриневского, вновь посадили на стул, завели за спину руки и защелкнули на запястьях наручники.
Мысль Гриневского читалась легко – взять заложником Зубкова и с ножом у горла начать встречную торговлю. Добраться до олигарха он мог рассчитывать, только запрыгнув на стол и сиганув сверху вниз на Зубкова. К этому маневру он и прибег... вот только и сторожа оказались готовы к подобному повороту.
Происшедшее развеселило Зубкова и наконец-то пробудило аппетит. Олигарх вволю посмеялся, потом принялся кушать пирожок, запивая все той же минералкой.
– Зря я тебе, Уксус, доверил общение с гостями. Запугал мне гостей, одного чуть не довел до особо тяжкого, – сказал Зубков, стряхивая пирожковые крошки со своего темно-синего спортивного костюма.
– Так ведь правду сказал! – Уксус изобразил притворное сожаление.
– Правду по-разному можно сказать, – наставительно произнес олигарх.
– В какой-то умной книжке утверждается, что правду говорить легко и приятно, – выдал очкастый тип с «ежиком» на голове.
– Вот, – Зубков вытянул палец в его сторону. – Истину глаголит товарищ Доктор... Ага, гражданин Таксист очухался, очень кстати. Полагаю, ты не будешь больше изображать тут Брюса Виллиса? Потому как чего ты этим добьешься? Ну, пристрелят тебя, как чумную крысу, а чем ты жене-то поможешь, как это ее убережет от бед и страданий? Никак.
Зубкову не померещилось – Гриневский пришел в себя. Петр обнаружил на руках браслеты и рыпаться по новой, разумеется, не стал, неизвестно, какие думы он сейчас вынашивал, слышал или не слышал, что говорят вокруг, он сидел, положив руки на колени и уткнув взгляд в скатерть.
– Поп, – сказал Зубков, повернув голову налево, мы тут за смешными разговорами ничего не упустили? От тебя же ничего не могло укрыться.
Поп поерзал на стуле, кашлянул в кулак.
– Я тут подумал, что наши... гости, может быть, неверно поняли, чего от них хотят.
– Тогда расскажи, – Зубков откинулся на спинку стула и завел руки за голову.
– От них требуется, чтобы они выступили свидетелями на суде и дали правдивые показания. Всего-то. Еще раз подчеркну – свидетелями, а не обвиняемыми. А что суд будет, так сказать, неформальный, так для них это еще и лучше. Они попадут под программу защиты свидетелей. Мы, в отличие от официальных судов, умеем защищать свидетелей...
– Так что видите, ребята, – Зубков обвел взглядом поочередно каждого из них троих, как до этого делал Уксус, – все очень просто, все очень по-доброму. А ведь я мог бы засунуть каждого в отдельный семизвездочный погреб, обеспечив удивительными ощущениями, и добиться, чего хочу.
– И когда же состоится этот... суд? – спросил Карташ, в общем-то понимая, что ответов на свои вопросы не получит. Но иногда важна и форма отказа.
32 
