очень нудно 
27 
— Я тоже.
— Ну вот, — сказал Бестужев. — При чём тут кинематограф? Всё проходит, если можно так выразиться, по другому ведомству. Зрелище, конечно, захватывающее, но, хоть убейте, не пойму, какое отношение это имеет к кинематографу…
— Если честно, я тоже не вполне понимаю. Как-то не вникала в детали. Дядя, конечно, знает, и инженер Олкотт тоже… но мне это было неинтересно, я торопилась…
— С головой окунуться в приключения? — усмехнулся Бестужев.
Она потупилась не без смущения: похоже, нашлось всё же немножко самокритичности. Передёрнула плечиками:
— Признаться, я полагала, что Европа — это ужасно патриархальный, тихий уголок, где жизнь течет сонно, и действовать будет очень легко…
— Господи боже ты мой! — сказал Бестужев с укоризной. — Мисс Луиза, Европа — это тесный загончик с хищниками, которые за последнее тысячелетие накопили громадный опыт как драк, так и пожирания слабого… И что там с вашим кинематографом?
— У нас возникла самая настоящая монополия. Образовался картель, монополист, если вам непонятно. Компания «Моушн пикчерс патент компани». Она объединила и взяла под контроль все американские кинофабрики: «Эдисон», «Байограф», «Вайтагр аф», «Эссеней», «Любин», «Зелиг», «Джордж Клейн» — и вдобавок французские «Пате» и «Мельес». Они купили кучу патентов, в их руках ещё, что очень важно, контроль над кинотеатрами. Именно МППК поставляет фильмы. Они захватили всё, понимаете? Производство фильмов, прокат. Тот, кто не соглашается на условия картеля, просто-напросто не получит фильмов для проката, а значит, моментально разорится. Кинотеатры обязаны платить картелю ещё и ежемесячный налог — патентные выплаты…
— Интересно, — сказал Бестужев. — Я и подумать не мог, что кипят такие страсти…
Луиза глянула на него, честное слово, свысока, как взрослый на несмышлёныша:
— Интересно, а как вы это себе представляли? Каждый делает что хочет? Увы… У нас, в Штатах, крупные дельцы стремятся именно что к монополии. Есть крупные прокатчики, которым эта монополия МППК не нравится, но они ничего не могут поделать — у картеля в руках патенты. У нас примерно десять тысяч кинотеатров, и половина из них охотно вышла бы из-под диктата картеля, пользовалась бы европейскими фильмами… но в том-то и беда, что европейцы не в состоянии объединиться, создать в противовес картелю столь же крупный концерн. Каждый действует сам по себе или идёт на сговор с картелем…
— И ничего нельзя сделать?
— Пытаемся, как видите, — сказала Луиза не без грусти. — Дядя как раз и пытался создать независимую от концерна фирму. У него есть компаньон, Мердок, он вообще считает, что следует создать не только самостоятельную систему кинотеатров, но и новую независимую кинофабрику, он даже подыскал хорошее место, где-то на западном побережье, местечко называется то ли Обливуд, то ли Холливуд… Картель, как легко догадаться, на него навалился со всем усердием, Мердок на грани банкротства. Дядя хочет не только заработать, но и отомстить, он из-за картеля потерял огромные деньги — а он кротким нравом не отличается и обиды помнит долго… Да и выгода при удаче может получиться ошеломительная.
— А Штепанек здесь при чём? Его аппарат вроде бы не имеет отношения к кинематографу…
— В том-то и дело, что имеет, — сказала Луиза. — Мне было некогда разбираться в подробностях, это, в принципе, не моё дело, но инженер Олкотт клянётся: аппарат Штепанека способен нанести по нынешней системе кинопроката сильнейший удар… Вот только в полной тайне сохранить всё не удалось…
— Ага, — сказал Бестужев. — И эти господа, что сейчас смирнёхонько лежат связанные внизу, как раз и посланы этим вашим картелем?
— Вы удивительно догадливы… — иронически усмехнулась Луиза. — Ну конечно же. Картель нанял каких-то гангста… организованных бандитов, чтобы вам было понятнее.
— Да, на приличных дельцов они как-то не похожи… — кивнул Бестужев. — По-моему, это опасно…
— Ещё бы, — сказала Луиза. — Они меня пугали… — Она зябко передёрнулась. — В общем, ничего хорошего.
— Вам бы следовало вернуться домой, — мягко сказал Бестужев. — Всё же это не женское дело…
— Ничего подобного! — Её глаза вновь загорелись нешуточным упрямством. — Я ещё всем докажу… Я сегодня уезжаю…
— Не в Париж ли?
Луиза уклончиво сказала:
— Туда, где у меня будут друзья, которые не дадут в обиду. Ну, теперь вы видите, что мы не имеем никакого отношения к вашей политике, революционерам и прочим глупостям?
27 
