96 
Завидев их приближение, один из стражей — отлично муштрованный, сразу видно, — скупо-грациозным движением распахнул перед ними дверь, шагнул в сторону и замер, держа свое оружие примерно так, как держат винтовки и сабли «подвысь».
Шорна пропустил поручика, вошел следом и притворил за собой дверь. Они оказались в нешироком светлом коридоре, заканчивавшемся изрядных размеров комнатой, от которой их отделяло не менее дюжины «окаймлений»: ряд чего-то похожего на причудливые, кованые из золотистого металла цветы, ряд черных пирамидок, еще один, четырехугольная рама из серебристой сети шириной в локоть, и снова золотистые цветы, и два ряда синих пирамидок, и еще какие-то вовсе уж непонятные приспособления…
Уверенно пройдя по коридору, Шорна остановился перед ведущим в комнату проемом. Поручик встал рядом. Увидел обширное квадратное помещение с плоским потолком, буквально усыпанным обращенными вниз остриями металлическими штуками, полушариями из матово-белого и синего камня, решетчатыми конусами и цилиндрами…
Там, внутри, не оказалось ничего, способного сойти за предметы меблировки — голые каменные стены и пол, усыпанные рядами выпуклых бляшек величиной с пуговицу.
А слева, у самой стены, сидел человек, по-турецки поджав под себя ноги. Самый обычный человек, разве что абсолютно голый, крупного телосложения, широкоплечий, с неприятным лицом: крючковатый нос, голый череп, оттопыренные уши, круглые, совсем не человеческие. Поручику отчего-то почудилось в нем нечто, странно знакомое…
— Вот именно, — сказал Шорна, поймав его взгляд. — Это и есть ваш знакомый, которого вы так мастерски спутали. В одном из своих наиболее устойчивых обличий, вот только все эти приспособления, — он обвел рукой окружающее, — ему не позволяют проделывать со своим внешним видом какие бы то ни было метаморфозы. И не позволяют выделываться … У вас эти твари такие же?
Поручик пока что в жизни не видывал ни единого альва, даже в изображении. Но, чтобы сберечь время и не втягиваться в долгие разговоры, дипломатично ответил:
— Да, примерно…
Шорна громко позвал:
— Эй, тварь!
Цверг не шелохнулся, не изменил положение тела, бровью не повел. Его желтоватая кожа казалась поверхностью отлично высеченной статуи.
— Гордый… — фыркнул Шорна.
Шагнул в сторону, где на высоте человеческих глаз располагалась большая металлическая доска со множеством непривычного вида рычажков и полушарий, присмотрелся, подумал и нажал большим пальцем на что-то вроде серебряной ракушки.
Поручик невольно шарахнулся — с потолка упала зеленая ветвистая молния, аккурат на макушку цверга. Того буквально взметнуло в воздух, он словно бы кувырок сделал, пронзительно, жутко зашипел, замер посреди камеры, припав на колени, опираясь кулаками в пол — так, как люди стоять не могут. Было в этой позе что-то от опасного хищного зверя. Поручик впервые увидел его глаза: ни глазных яблок, ни белков, ни зрачков, глазные впадины будто прикрыты тончайшим, пронзительно-синим стеклом, за которым колышутся язычки темно-багрового пламени, и от них распространяется столь лютая ненависть, что холодок по спине пробегает, неприятно видеть, что это существо от них не отделено каким-то осязаемым заграждением…
— Ничего, — мельком на него глянув, усмехнулся Шорна. — Защита надежнейшая, в несколько рядов… Тварь, безусловно, недюжинной силы, весьма даже диковинная разновидность, я о таких только читал в старых бумагах, а в жизни ни разу не сталкивался. Однако и ему не проломить … Ничего он сейчас не может — а вот я с ним могу сделать все, что угодно…
— Сдохни, — обычным человеческим голосом, но с неким шипением проговорил цверг.
— Все мы когда-нибудь сдохнем, — безмятежно сказал Шорна. — Бессмертия, увы, в нашем мире нет. Даже для вас. Вот только я сдохну гораздо позже тебя… К тому идет, правда? Значит ты, диковина, категорически не хочешь общаться с моими мастерами, несмотря на то, что тебе продемонстрировали наши методы убеждения?
Цверг неожиданно и плавно изменил позу — словно текучая вода приняла иную форму. Теперь он сидел, прижавшись спиной к задней стене, вытянув перед собой сомкнутые ноги на всю длину, снова абсолютно нечеловеческая поза, у человека моментально затекли бы конечности…
— Сдохнете, — сказал он убежденно.
— У тебя очень бедный лексикон, — невозмутимо продолжал Шорна. — Как будто ты тупое, примитивное, дикарское создание, не способное грамотно изъясняться, располагающее лишь убогим набором слов. Но это ведь не так, тварь? Я за вами гоняюсь всю свою сознательную жизнь, чуть ли не полвека, уж я-то знаю, на что вы способны. Можете изъясняться цветисто, красочно, умно, словно университетский философ или придворный краснобай… А уж столь интересная, бесспорно выдающаяся тварь, как твоя милость, наверняка во многом превосходит своих рядовых соплеменников, иначе и быть не может… Молчишь?
96 
